Когда муж перешел на новую работу, он каждый день стал приносить мне новости. Завод большой, там все время что-нибудь происходит. Иногда самые неожиданные встречи и события.
Как-то, придя с работы, супруг решил меня удивить. — Знаешь, кого я встретил сегодня в сварочном цехе? — начал он с порога.
— Кого? — насторожилась я.
— Толика Балабола!
На самом деле, в этом не было ничего удивительного: на нашем заводе полгорода работает. Но, оказывается, это была не вся новость.
— Поговорил я о нем с остальными ребятами, — продолжал муж, — и знаешь, что узнал? Оказывается, он там, на хорошем счету! Но не как сварщик, а как сын. Все о нем так хорошо отзываются, говорят, что он в матери души не чает, каждые выходные к ней ездит, помогает. В общем, образцовый сын, да и только!
Вот это уже было удивительно. Я ведь не понаслышке знаю, какой он «образец». Мать Толика, тетя Катя — соседка моей тетки, к которой мы часто ездим в деревню, особенно летом — отдохнуть, и заодно с огородом помочь. Я всегда общаюсь с тетей Катей, и Толика знаю, как свои пять пальцев. В детстве, когда родители отправляли меня в деревню на целое лето, мне приходилось тусить в компании местных пацанов, и Толик всегда пытался быть в центре этой компании. Он очень любил, когда на него обращали внимание, любил, когда о нем говорили, хвалили, особенно, когда ставили его в пример другим ребятам. Но для этого нужно было уметь что-то делать, проявить мастерство и смекалку, а работать Толик не умел и не любил. Зато создать видимость, пустить пыль в глаза, обозначить свои заслуги — тут он первый.
Помню, собрались ребята мастерить скворечники, так Толик, чтобы выделиться, решил сделать его двухэтажными всей деревне растрещал о том, что у него будет самый модный птичий домик. Два дня он корпел над ним, но то ли руки у него были не так заточены, то ли упорства не хватило, только вышел тот скворечник, что называется, курам на смех: кривой, косой, да такой нескладный, что скворцы его за километр облетали. Ребята потешаются, а Толику хоть бы что — повесил на березу и любуется.
Зато его мать, тетю Катю, все уважали. Дети — за щедрую душу: она всегда ребятишек и яблоками угощала, и вишней. Взрослые — за доброту и безотказность. Если кому надо в город уехать, а корову в обед доить некому, то к кому идти? К тете Кате. Если с ребятишками понянчиться надо, кого просить? Тетю Катю. Я сама очень люблю ее. Когда мы приезжаем в деревню, гостинцы везем и своей тетке, и тете Кате. Жалко мне эту женщину. Первый ее сын умер еще совсем маленьким, второй уехал служить на север, да так там и остался, приезжает мать навестить раз в пять лет. Единственная ее отрада — Толик и внуки. Она его поздно родила, в сорок лет. Пылинки с него сдувала, радовалась каждому успеху, мечтала вырастить его уважаемым человеком.
Не скажу, что Толик получился плохим, он на самом деле беззлобный, радушный, но вот это его стремление казаться лучше, чем он есть, портит общее впечатление.
Когда Толик решил жениться, он уже обосновался в городе, даже комнату в общежитии имел. До сих пор помню день, когда родители его невесты приехали после сватовства с ответным визитом к тете Кате. Стол вынесли на улицу, нас с теткой, как близких соседей, тоже пригласили. Поначалу шли обычные разговоры, а потом Толика понесло: решил, видимо,
козырнуть перед будущим тестем с тещей. Заговорили о строительстве, и тут Толик небрежно так откидывается на спинку стула, закидывает ногу на ногу и вальяжно указывает рукой на свой дом.
— Я когда этот дом строил, — говорит, — сразу матери сказал, что латать не придется. Она хотела старую постройку ремонтировать, а я решил лучше на ее месте новый дом возведу. Проще новое построить, чем старое чинить.
В глазах тещи с тестем загорелось уважением, потому что дом у тети Кати крепкий, добротный, и только мы с теткой заметили, как у хозяйки его дома лицо вытянулось. Дело в том, что строили его отец Толика с дядькой, они тогда оба еще живые были, а участие самого Толика заключалось лишь в том, что он путался под ногами, да гвозди иногда подавал. Видя успех, произведенный своим бахвальством, жених разгорячился еще сильнее. Я уже не помню, какие он еще сказки рассказывал, но в конце даже я поверила, что все, сделанное на участке тети Кати — его рук дело. А завершил Толик свою маркетинговую компанию разговором о бане.
— В следующем году собираюсь, матери баню поставить, — ударил он кулаком по столу. — Вот здесь, на огороде. Когда я к брату на север ездил, то удивился тому, что там в каждом дворе баня есть. А чем моя мать хуже? Она что, баню не заслужила? Я уже насчет леса договорился, так что следующим летом приезжайте к нам париться!
Тетя Катя, которая до этого слушала сына, прикрыв ладошкой рот и покачивая головой, при упоминании о бане даже перекрестилась. Наверное, сидела и думала, что он в следующую минуту отчебучит. Зато на родителей невесты его сказки произвели неизгладимый эффект: Такого зятя нужно брать, пока не увели!
Бани, естественно, до сих пор нет, хотя двадцать лет уже прошло. Я иногда подкалываю его, когда мы в деревне пересекаемся. Люблю спросить, когда уже можно приходить в баньке попариться.
Кстати, прозвищем «Балабол» его наградили как раз тесть с тещей, которые раскусили натуру зятя в первый же год после свадьбы. Оказывается, у них была дача за городом, там-то Толик и показал, что его «золотые» руки ни на что не годятся, только язык из чистого золота. Но прогонять Балабола было уже поздно — скоро ребенок родился, да и вреда от него нет: работает, много не пьет, деньги в семью носит. Решили: пусть живет.
Тем не менее, Толик по-прежнему пытался доказать всей округе, и в первую очередь своей матери, что он — образцовый сын. Однажды тетя Катя без какого-то умысла заикнулась о том, как ее соседке Валентине повезло: сын работает преподавателем в колледже, и Валентина с огородом проблем не знает. Сын пригоняет студентов, те и картошку посадят, и прополют, и выкопают. На что Толик тут же ударил себя кулаком в грудь.
— Не переживай, мать, у меня хоть студентов в подчинении нет, зато есть друзья! А для чего они нужны, если не для того, чтобы помогать? Будет тебе посажена картошка!
На удивление тети Кати в субботу Толик и впрямь приехал с тремя ребятами. Достал из погреба картошку, дал каждому по лопате и согнал всех в огород. Контролировать их тете Кате было некогда, она на радостях принялась хлопотать на кухне, — надо же ребят накормить, мяса пожарить, да борщ понаваристей сварить. Не успела она управиться, как те уже закончили работу.
— Иди, принимай, работу, мать! — скомандовал Толик.
А что тут принимать? Огород ровный, картошка в земле. И только, когда она начала всходить, тетя Катя схватилась за сердце.
— Батюшки мои, они что, пьяные ее сажали? — причитала она. — Грядки настолько кривые, что аж волнами ходят! Как потом плугом распахивать — не знаю. Да и как распахивать, если между грядками расстояние то в метр, то в мою ладонь. И картошка покидана куда зря: то из одной лунки сразу три лезут, то плешина на метр. Лучше б я ее сама посадила, небось, дня бы за три управилась...
Огород и, правда получился веселый: каждый, кто мимо проходил, останавливался и улыбался. В другой раз попросила тетя Катя сына найти в городе мастеров, чтобы крышу перекрыть. Старый шифер потрескался, протекать стал.
— А я на что? Неужто я сам крышу не перекрою? — удивился Толик.
— Может, лучше мастеров позвать? — попыталась спорить тетя Катя.
— Еще чего! Будем деньги на ветер выкидывать что ль?
Толик взял на работе неделю в счет отпуска и каждого предупредил, что едет матери крышу крыть. Еще бы, если бы он не похвастался, это был бы не Толик.
На этот раз он подошел к делу серьезно — закупил материал, посоветовался с ребятами насчет разных нюансов и на неделю уехал в деревню. Старый шифер он снял за один день, а вот как новый стелить, тут у него энтузиазм закончился. То ему голову напекло, и нужно было передохнуть, то сосед мимо идет, остановится, и Толику обязательно нужно слезть, поговорить, то на рыбалку его кто-нибудь позовет, то друзей деревенских надо проведать. В общем, неделя пролетела быстро, а Толик за это время успел только половину крыши перекрыть.
— Не переживай, мать, на следующие выходные приеду, доделаю, — успокоил он тетю Катю.
— Да как же ты за два дня сделаешь, если за неделю не успел, — сокрушалась она. — К тому же, дожди на днях ожидаются...
Как только Толик уехал, тетя Катя пошла по деревне просить мужиков доделать работу. Вызвался один за небольшую плату и вместе с сыном за день достелил вторую половину шифера. Зато на работе Толик еще долго козырял тем, что сам в одиночку матери крышу перекрыл.
Таких примеров можно привести множество. Сейчас тете Кате уже восемьдесят. В последнее время Толик с семьей часто у нее бывает, видимо, осознал, что мать скоро уйдет. Да только толку-то от его визитов? Матери уже не нужны ни гостинцы, ни помощь, ей хочется простого общения. Хочется коротать вечера за разговорами с сыном, гладить его растрепанные волосы на макушке, держать за руку, слушать разговоры о семье, о работе. Но Толику некогда заниматься этой чепухой.
Для всех на работе он идеальный сын — каждые выходные ездит к матери, но никто не знает, как проходят эти выходные. До обеда Толик отсыпается, потом идет точить лясы с дружками, вечера просиживает на берегу озера с удочкой, а потом до полуночи, опять же, с друзьями, пьет пиво.
С невесткой и внуками тоже особо не поговоришь. Наташа весь день хлопочет, если не дома, то на огороде, внучка загорает в саду с наушниками, а внука вообще весь день дома не видать — носится где-то с деревенскими пацанами на велике.
Буквально в прошлые выходные мы были в деревне, Толик с семьей тоже там гостил. Я зашла к тете Кате отдать лекарства, которые она заказывала, та посадила меня на лавочку около себя.
— Присядь, Ксюша, расскажи мне что-нибудь. Давай поговорим.
— Да у вас целый дом народа, — засмеялась я.
Тетя Катя отвела в сторону уставшие глаза и сказала полушепотом:
— Целый дом народа, а поговорить не с кем.
И так мне ее жалко стало в ту минуту! Все мы боимся одиночества, но я в который раз убедилась в том, что не так страшно остаться одной, как испытывать это чувство в окружении целой толпы родных...