30 августа
С утра идёт дождь, то слабеет, то снова усиливается. Вода просто хлещет из водосточной трубы и с бульканьем заливает разбитое окно. Тут в подвале холодно, сыро, пахнет мочой и плесенью.
Осень на подходе. Серёжка пригласил меня перебраться к нему, его “квартирка” теплее, вот соберу свой нехитрый скарб и воспользуюсь приглашением.
1 сентября
Начало календарной осени. День знаний (вспомнилось школьное время). Вечером отмечали с Серёжкой и Колькой моё новоселье. Любят они вдвоём рассуждать о “высших материях”. Каждый выпил по три стакана самогона. После них Серёжка руку мне положил на плечо и произнёс:
- Уважаю, уважаю... Хоть ты и алкаш, как и я, но право на уважение имеешь…
Захотелось ему ответить, что, мол, также и его, и Кольку уважаю. Однако чую, Серёжка говорит не о том.
Он выдержал паузу и стал развивать мысль дальше:
- Главное для нас не самогон, а в сердце Христос. И я вот считаю, что только ты единственный, кто голос его услышать сможешь.
От таких слов я поперхнулся куском хлеба:
- Я уже двадцать лет не причащался в церкви, какой во мне Христос?
Серёжка снял руку с моего плеча и принялся пояснять:
- Свет внутренний – Христос, он не икона и не обряд. Человек подобен скотине, если нет у него этого внутреннего света. Ведь как: скотина и ест, и пьёт, и спит, и злится, и веселится, но нет в ней того света. У меня с Колькой свет этот едва тлеет, у тебя же свет яркий огнём вспыхивает. Поэтому ты и красоту мира чуешь, оттого ты и талантливый.
Глянул я на Кольку. Тот уже отвалился от стола и спал на полу, под голову положив сапоги.
- Посвети нам двоим, для души что-нибудь сыграй-ка, - попросил Серёжка.
Опираясь на стены, встал я из-за стола, доковылял до своей сумки, достал из неё завернутую в носовой платок губную гармошку, протёр её платком и, прижавшись для устойчивости головой о дверной проём, поднёс гармошку к губам.
— Тиу-и-тиу-и, — ответил тоскливо инструмент.
Вдунул в него ещё раз перегаром от самогона, пытаясь найти более весёлое “до-ре-ми”. Гармошка встрепенулась нервно и затихла.
- Как хорошо, хорошо-то как, — промолвил Серёжка.
А я сполз на пол, положил гармошку на колени. Грустно стало, закрыл лицо ладонями и задремал.