Кирилл Волков всеми фибрами своей души ненавидел тишину в голове. Он боялся её, просто панически, как ребёнок боится темноты в комнате или бабайки, которым пугают за непослушание. Безмолвие было опасным и абсолютно непредсказуемым. В этой тишине пробуждались те самые мысли, которые днём удавалось беспощадно заглушать. Порой было достаточно тяжёлого, монотонного свиста ветра на пустой баскетбольной площадке, зачастую грохотом басов в наушниках, вгоняющих в транс. Показной, громкий смех друзей так же недурственно справлялся с этой задачей бесконечным.
Эти мысли были назойливыми и неудобными. Они царапались изнутри, нашептывали правду. Его жизнь — идеальный костюм. Пусть дорогой, безупречный, но... чужой. Пусть он и сидел безукоризненно, вызывал восхищение, но давил-таки, зараза, под мышками, назойливо напоминая: это не ты.
Его улыбка на фото не радовала. Это было вроде работы. Пять дублей. Выбор лучшего ракурса, правильный фильтр, который скрывал усталость. Скрывал и... пустоту в глазах.
Слово "нормально" было его главной ложью. Он бросал его на автомате, не задумываясь, в ответ на "Как дела?". Лгал друзьям, лгал себе самому. Это была мантра, попытка убедить себя, что всё в порядке. Всё отлично...
Но в безмолвной тишине мантра затихала. Голос, твердивший" нормально", дожал, срывался и замирал. И тогда наступала оглушительная тишина.
Ложь трескалась. Сперва одной тонкой ниточкой, потом целой паутиной звенящих трещин. И сквозь трещины пробивался свет. Свет чужой, неприглядной правды.
Под правдой открывалась пустота. Голая и безжалостная, как бетонный пол в пустом подвале. В ней не было эха от его успехов. Не отражалось его идеальное селфи. Только сковывающий холод и пронзительная тишина.
Он боялся на нее смотреть. Инстинктивно щурился, пытался тчаянно отвести взгляд. И тогда он искал спасение в экране. В музыке. В чужом смехе. Да в чем угодно.
Но она была всегда с ним. Молчаливая и настоящая. Его верная тень, его истинное отражение в темном стекле ночного окна. Она ждала. Ждала, когда у него наконец хватит смелости не убегать.
Он лежал на спине в темноте комнаты, освещённой мертвенным, холодным сиянием трёх мониторов. Три окна в три разных мира. Каждый требовал его участия. И каждым он должен был управлять.
На одном из них постоянно сияла лента Инстаграма. Бесконечный парад улыбок, закатов, идеальных завтраков и вдохновляющих цитат. Это был мир, где все были счастливы, успешны и безупречны.
Его собственная страница в этом буйстве красок сверкала особенно ярко. 12.7 тысяч подписчиков, сотни лайков под каждым постом, море восторженных комментариев. И практически все он знал наизусть.
"Кир, ты просто бог!"
"Будущее уже здесь. И оно выглядит как ты".
"Прямо парень с обложки!"
Он лениво скроллил свои же фото.Вот со спортивной площадки, с моря. А это фото — с модной вечеринки, где он вместе с Алисой.
И с каждым кадром в горле вставал всё более плотный, удушливый ком — тяжёлая смесь мимолётной гордости, глубокой усталости и острого, как лезвие, чувства фальши. Он раздваивался. Улыбчивый, уверенный, полный жизни Кирилл Волков там и другой, который сейчас смотрел на себя самого, чувствуя лишь пустоту за этими картинками.
Он осознал это с горькой ясностью. Он стал продуктом. Успешным брендом "Кирилл Волков". И у этого бренда был ненасытный аппетит.
Бренд требовал ежедневных жертв в виде изнурительных тренировок. Тело всегда должно быть идеальной упаковкой. Плюс обязательные встречи, тусовки. Лента в соцсетях не должна была пустовать и требовала постоянных обновлений. Каждое слово, каждый пост, каждое фото тщательно фильтровались, проверялись на "правильность". Образ должен быть цельным, притягательным, безупречным.
Забота о бренде съедала всё. Она же вытеснила заботу о себе, о настоящем Кирилле. Том, что скрывался внутри.
Теперь, в этой тишине, бренд казался чужим. Неудобным, тесным костюмом, который он просто ненавидел. Который хотелось сбросить.
Но сбросить не мог. Он буквально прирос, стал его второй кожей. Снять его означало содрать с себя часть живой плоти, остаться голым и уязвимым. А он боялся этой наготы больше, чем самой тесноты костюма.
Вдруг его взгляд упал на полку над столом. Среди кубков за спортивные достижения, модных кроссовок в боксах и дизайнерской фигурки из аниме стояла потрёпанная книга "Маленький принц" в детском издании с потёртой обложкой. Её подарила мама, когда ему было семь. И он тогда ещё верил, что в ящике можно нарисовать барашка, а звёзды смеются, как серебряные бубенчики. Он давно ее не открывал. Но и выкинуть почему-то не мог. Книга служила постоянным напоминанием о том, что внутри "бренда" всё ещё живёт мальчик, который боялся темноты и любил провожать взглядом облака.
Кирилл с силой потёр лицо ладонями, будто пытаясь стереть не только следы усталости, но и это тягостное чувство пустоты. Кожа натянулась, под веками запеклась сухость. На часах светились безжалостные цифры — 2:17. Сон давно перестал быть убежищем, став ещё одной недостижимой целью. Бессонница стала его верной, навязчивой спутницей, заполняя ночные часы беспокойным ожиданием утра.
Он взял телефон, холодный и гладкий. Снова, почти на автомате, открыл инстаграм. Пальцы механически скроллили ленту. Очередной идеальный стейк от приятеля-ресторатора, селфи Алисы с её неизменно безупречным, "спонтанным" макияжем даже в полночь, реклама швейцарских часов в обрамлении манхэттенских небоскрёбов... Всё было красиво, предсказуемо и до оскомины пусто. Ведь это была чужая жизнь.
Пальцы, движимые скукой, неосознанно потянулись к вкладке "Рекомендации". Алгоритм, уловив его скрытый интерес к концепт-арту и игровой графике, довольно часто подсовывал работы цифровых художников. Все яркие, безупречные, порой даже откровенно гениальные.
Чаще холодные, блестящие хромированные поверхности, безупречно выверенная анатомия мускулистых героев, эпичные, но бездушные сцены космических сражений. Да, красиво. Да, сложно. Но совершенно не цепляло душу.
И тут, среди этого сверкающего ледяного великолепия, он увидел Её.
Не её саму, конечно, лица на рисунке не было видно. Лишь намёк на профиль, скрытый падающими волосами и тенью от капюшона. Силуэт девушки в длинном, развевающемся на ветру плаще, задиравшей голову к небу. Но он увидел работу. А название "Первое свидание со Вселенной" заставило его поначалу скептически усмехнуться. Звучало на нго взгляд пафосно, разве что не претенциозно. Но что-то заставило задержать взгляд, не пролистать дальше и вглядеться.
И он вгляделся.
Это не было техническим совершенством. Линии были неровными, но живыми, тени не идеальными, будто нанесёнными дрожащей рукой. Цвета не кричали, а тихо переговаривались между собой тихими, сложными оттенками. Зато в каждом штрихе, в каждом мазке ощущалось… дыхание. Автор как бы выдыхал на цифровой холст свое сокровенное, частичку своей собственной тоски и надежды. Фонарь светил не просто жёлтым пятном, он излучал почти осязаемое тепло. А сердечки, рассыпанные по тёмному небу, не были плоскими клипартами. Они выглядели крошечными, живыми, пульсирующими огоньками, бьющимися в унисон с чьим-то невидимым сердцем. Эта работа не была идеальной. Зато она была настоящей.
А текст под рисунком… Кирилл его прочитал. Потом перечитал ещё раз. Медленно, впитывая каждое слово. Про "сигнал, тихий, как шелест страниц в пустой библиотеке". Про "себя новую, способную чувствовать так сильно, что страшно". Про это томление, про само ожидание встречи, которая, возможно перевернёт всё-всё.
В горле снова встал ком, плотный и тёплый, но на этот раз совершенно иной природы. То был ком от щемящего, почти болезненного узнавания. Будто кто-то, невидимый и незнакомый, тихо проник в самое сокровенное нутро его души и очень точно описал его тоскливое состояние, которое он годами носил в себе, но никогда не смел облечь в слова.
Он поставил лайк. Машинально, можно сказать, по привычке. Палец сам потянулся к знакомому значку. Но рука замерла и он задумался. Лайк был универсальной валютой его мира, лёгкой и ни к чему не обязывающей. Он раздавал эти лайки щедро и не задумываясь. Лайк был знаком, что-то вроде "вижу тебя", "одобряю посещение моей лент", "ты соответствуешь тренду".
Но... этот простой, нетехничный рисунок с его пронзительным текстом требовал не валюты. Он требовал… признания. Реального ответа. Диалога по существу.
Кирилл, преодолев внутреннее сопротивление, нашёл силы набрать комментарий. Не своё обычное "ого!" или "круто!", которые он штамповал под постами друзей. Ему хотелось оставить что-то действительно настоящее.
"Что можно сказать незнакомому человеку, который, вероятно, живёт за тысячу километров? — пальцы зависли над клавиатурой, в голове воцарилась паника. — Который только что совершил акт невероятной душевной смелости, вывернул наизнанку свою самую сокровенную мечту, свой страх и надежду и выложил это на всеобщее, зачастую жестокое, обозрение?"
Он выдохнул и начал печатать, стараясь, чтобы слова шли не от ума, а от того самого щемящего чувства, что отозвалось внутри.
"Это не просто красиво.Это честно. До мурашек. Спасибо, что напомнил, что настоящее искусство может быть не про идеальные линии и спецэффекты, а про чувства. Про ту самую "себя новую". Спасибо".
Он нажал "Отправить" и сразу же почувствовал непривычную уязвимость.
"А вдруг это сочтут за слабость? — сердце забилось чуть чаще. — За пафос?"
Но в то же время, с этой уязвимостью выглянуло крошечное, но необычайно важное чувство облегчения. Он смог сказать что-то настоящее. Пусть в интернете. Пусть незнакомцу. Но сказал. И это был его первый, робкий шаг из клетки идеального имиджа.
Он подписался на аккаунт "Luna_Solis". На странице не было даже намёка на личность. На аватарке был лишь стилизованный, минималистичный символ в виде холодного полумесяца плавно перетекающего в тёплый круг солнца. Ни имёни, ни возраста, ни лица, ни геолокации. Ничего. Только галерея рисунков. И каждый сопровождался коротким, но пронзительным, как укол, текстом.
Он начал листать, погружаясь в эту странную вселенную. Вот арт с девочкой, сидящей в кресле-коконе. Из раскрытой книги у неё на коленях пробивались и тянулись к потолку не чернильные буквы, а настоящие, живые деревья с густой листвой. И подпись:
"Иногда чтобы сбежать, не нужно уезжать. Достаточно открыть правильную страницу".
Далее простой, можно сказать, набросочный скетч чашки кофе, от которого тянулся вверх не просто пар, а полупрозрачные силуэты, своего рода призраки ушедших разговоров или невысказанных слов. И текст:
"Они всё ещё здесь. Прячутся в тепле между ладонями и ждут, когда ты снова захочешь их услышать".
Каждый пост был тихим, но точным ударом в самое нутро, в ту самую точку, которую Кирилл тщательно скрывал от посторонних. Это был целый мир, выстроенный из тишины, глубины и осмысленности. Из всего того, чего ему так не хватало в его громком, ярком, но невероятно плоском существовании. Здесь не было ни капли фальши.
Вернувшись к первому посту, он увидел, как количество лайков под ним растёт на глазах. Комментарии множились, образуя под изображением целый поток. Нет, даже лавину.
Кирилл наблюдал за этим с нарастающей, непонятной самому себе тревогой. Вдруг, остро захотелось быть не просто зрителем, а... защитить. Защитить этот хрупкий и искренний мир от нашествия той самой толпы, частью которой он сам был. От людей вроде него самого. От поверхностных скроллеров, циников, охотников за хайпом, которые, возможно, не оценят этой хрупкой красоты, а попросту осмеют, растопчут своим "мне норм" или "банально". Ему вдруг стало страшно, что эта тихая исповедь в картинках утонет в шуме, исказится, станет очередным трендом, а затем и мемом. Против всех своих привычек Кирилл начал вчитываться в новые комментарии, с напряжением выискивая среди них самые ядовитые.
И тогда он сделал то, чего не делал никогда в своей отлаженной цифровой жизни. Он открыл вкладку "Сообщения" и написал в директ. Этому незнакомому и безликому человеку. Не с целью флирта и не ради любопытства, даже не для того чтобы предложить выгодную сделку или намекнуть на взаимный пиар. Просто потому, что где-то глубоко внутри возникло необъяснимое, но непреложное чувство — НУЖНО. Нужно протянуть руку, сказать этому невидимому творцу, скрывающемуся за символом луны и солнца:
"Я увидел. И не просто лайкнул. Я понял. И ты, возможно, не один в этой своей тихой вселенной".
Пальцы, привыкшие печатать быстрые, небрежные ответы, в этот раз двигались медленно, с болезненной тщательностью:
"Привет.Твой рисунок... он зацепил. Что-то настоящее. То, что обычно прячется. Прячется глубоко внутри. Спасибо за это. Если вдруг захочешь поговорить, то я здесь".
Он отправил сообщение и тут же отбросил телефон на кровать, словно это была граната с выдернутой чекой. Ладони вспотели. Сердце дико колотилось где-то в горле.
"Что я, чёрт возьми, натворил? Я, Кирилл Волков, только что отправил душевный текст в пустоту. Незнакомке. Какой-то тихушнице-художнице (он в этом не сомневался). Если это всплывёт... Если увидят..."
Мгновенно, с кинематографической жестокостью, перед ним развернулась сцена. Его друзья, Алиса. Их лица, искажённые снисходительным весельем. Скептически приподнятые брови. Удушающий хохот.
— Кир, ты серьёзно? В душных поэтесс подкатываешь?
— Нашёл себе виртуальную музу для вдохновения? Трогательно.
От этих воображаемых голосов внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. Он почувствовал жаркий прилив стыда. Но вместе с ним странное и упрямое чувство, что шаг назад уже невозможен. Что он пересёк невидимую черту. Пусть это страшно, но отступать некуда.
Но, странное дело, ожидаемого жгучего стыда не пришло. Вместо него было нервное, колкое, щекочущее нервы ожидание. Он пристально смотрел на экран телефона, лежащего в складках одеяла. Ждал, что вот-вот появится значок "прочитано" или три точки, означающие, что кто-то печатает ответ. Прошла минута. Две. Тишина была абсолютной, давящей.
"Ну конечно. — подумал с горькой усмешкой, откидываясь на подушки. — Наверное, она получила сотни таких же восторженных и не очень сообщений от таких же, как я. Забросила в общую кучу, прочитает утром... Если вообще вспомнит. Или проигнорирует, как игнорирует весь этот шумный мир".
Кирилл закрыл глаза, но под веками всё равно маячил светящийся экран.
Он уже собрался лезть в душ, чтобы смыть с себя этот приступ необъяснимой сентиментальности, когда экран телефона вспыхнул мягким сиянием.
Уведомление из инстаграма.
Сердце ёкнуло с неожиданной силой. Кирилл схватил телефон, едва не выронив его.
Ответ.
От Luna_Solis.
"Привет. Спасибо тебе за эти слова. Они сейчас для меня очень много значат".
Кирилл прочитал сообщение несколько раз. Коротко. Сдержанно. Без смайликов, без восклицательных знаков. Но в этой сдержанности чувствовалась та же хрупкость, что и в рисунках.
И благодарность.
Искренняя.
Он сел на кровати, обхватив телефон обеими руками. Что теперь? Что сказать? Весь его опыт общения в сети сводился к лёгкому флирту, броскам мемов, обсуждению планов на ближайшие выходные. Как говорить о чём-то настоящем? И стоящем? Он чувствовал себя космонавтом, вышедшим в открытый космос без страховки.
"Рад, что дошли. — набрал осторожно. — Там, в комментах, уже начинается привычный цирк. Не обращай внимания на тех, кто учит жить. Они сами боятся жить по-настоящему".
Он отправил и снова замер в напряженном ожидании. Не слишком ли резко? Не показался ли циничным?
Ответ пришёл почти сразу.
"Цирк это точное слово. Я вроде хотела, чтобы увидели. А теперь… кажется, я раскрыла дневник на центральной площади. Страшно".
Кирилл почувствовал острое сочувствие. Знакомое до боли. Ведь он каждый день выходил на свою "центральную площадь". И каждый день было страшно. Только он давно привык это скрывать. И умел скрывать.
"Понимаю. У меня площадь, поменьше, но суть та же. Совет из личного опыта: найди в этом шуме тихие голоса. Те, что говорят по делу. А остальной гам просто фон, белый шум. Не позволяй им украсть радость от того, что ты создала. Это чертовски круто, поверь".
Он снова отправил, с удивлением поймав себя на мысли, что говорит не как обычно, напыщенно или снисходительно, а просто. Просто по-человечески.
"Спасибо. Ты… не похож на большинство в моей ленте. Обычно бывает восторг до колик, либо язвительный троллинг. А тут… здравый смысл".
"Здравый смысл. — Кирилл невольно рассмеялся в тишине комнаты. — Забавно"
Ему редко приписывали такое качество. Чаще — "душа компании", "зажигалка", а то и "икона стиля".
"Прячу его получше, а то испугаются. — пошутил он. — Меня, кстати, Кирилл зовут".
Он представил, как по ту сторону экрана девушка (а он теперь был уверен на 99%) удивится. Может, даже погуглит его. И увидит его аккаунт с тысячами подписчиков, увидит гламурные фото. И либо проникнется, либо, наоборот, отдалится, решив, что он такой же пустышка, как все "популярные" персонажи.
Пауза затянулась. Он уже начал сожалеть, что назвался.
Но вот появился ответ.
"Приятно познакомиться, Кирилл. Меня… можно звать Луна. Это мой ник, и пока он... единственное имя, которое я готова дать. Надеюсь, ты не против анонимности?"
Он улыбнулся.
Луна. Таинственно. Подходяще.
"Анонимность — это честно. Интереснее узнавать человека не по аватарке, а по словам. Так что, Луна, я не против. Совсем".
Так, в тишине ночи, под холодным светом экранов, начался их странный диалог. Он рассказывал не о победах на соревнованиях, а о том, как в детстве боялся выступать на утренниках. Как бабушка учила его представлять, что зрители это большие добрые плюшевые мишки.
Мила рассказывала вовсе не о техниках рисования, а о том, как запах акварели напоминает ей о первом классе художественной школы и о преподавательнице, которая говорила:
"Рисуй не то, что видишь, а то, что чувствуешь за тем, что видишь".
Говорили они и о книгах. Оказалось, оба обожают Стругацких и их недостижимую и тоскливую утопию. Говорили и о музыке. Кирилл признался в тайной любви к тихому акустическому фолку, который никогда не выложит в свои сторис, чтобы не портить имидж.
Она призналась, что рисует только под саундтреки из старых аниме, потому что в них созранилась "память о других мирах".
Кирил узнал, что Луна учится в школе, любит осень за её меланхолию и пряный чай с имбирём. Что она до тошноты боится публичных выступлений.
Милаа узнала, что Кирилл на самом деле не любит шумные вечеринки, а предпочитает посиделки втроём-вчетвером где-нибудь на крыше. Что его улыбка на фото — результат многодневных тренировок перед зеркалом в четырнадцать лет, когда он решил, что непременно хочет нравиться людям. Что он коллекционирует необычные камни (но, это тайна за семью печатями) и верит, что в них спит древняя память земли.
Часы показывали уже половину четвёртого.
"Знаешь, я только сейчас понял, что мы болтаем как старые друзья, а я даже понятия не имею, как ты выглядишь. — написал, смеясь. — И это… классно. Будто общаешься с самой сутью человека, без упаковки".
"Упаковка часто бывает обманчива. — ответила Луна. — А иногда и страшна. Мне, например, моя "упаковка" кажется слишком блёклой и неинтересной. А здесь, за ником, я могу быть ярче, что ли.
"Не верю, что блёклой. Думаю, ты просто другая. Не громкая. А та, чью яркость нужно разглядеть. Как светлячка в сумерках".
Он отправил и застыл.
"Чёрт. Это звучало… как откровенный флирт".
Он не хотел пугать её. Но слова вырвались сами, потому что были правдой.
На той стороне снова возникла пауза. Длинная.
"Это самое красивое, что мне говорили за… очень долгое время. Спасибо".
Он выдохнул, не понимая, почему эта простая фраза из текста на экране согрела его изнутри сильнее, чем любые восторженные комментарии под его фото.
"Луна, мне правда невероятно интересно с тобой. Как будто нашёл оазис в цифровой пустыне. Можно… можно мы будем так иногда болтать?"
Кирилл написал это, чувствуя себя подростком, который просит у понравившейся девочки номер телефона.
"Можно. — ответ пришёл почти мгновенно. — Но при условии, никаких расспросов кто, где, как выглядишь. Только так. Только слова. Договор?"
"Договор. — улыбнулся он. — Только слова. Спокойной ночи, Луна. И ещё раз спасибо за рисунок. Он стал для меня тем самым сигналом".
"Спокойной ночи, Кирилл. Твои слова стали сигналом и для меня тоже".
Кирилл поставил телефон на зарядку и выключил все мониторы. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую лишь тусклым светом уличного фонаря за окном
Он лёг. Долго смотрел в потолок. В голове, обычно заполненной всевозможными планами, тревогами, белым шумом, царила непривычная, лёгкая тишина. И в этой тишине кружились слова Луны. Про страх. Про сигналы. Про светлячков в сумерках.
На губах сама собой появилась улыбка. Не та, выверенная и оттренированная для фото. А другая. Настоящая. Тихая.
"Луна. — подумал он прежде, чем сон наконец сомкнул его веки. — Какое красивое имя".
А за много километров или, может быть, всего в паре кварталов, другая девушка тоже не могла уснуть, прижимая к груди планшет, на экране которого светилось последнее сообщение. И её сердце билось в такт падающим за окном каплям дождя, выстукивая странный, новый, пугающий и восхитительный ритм.