11:14 EST (19:44 по Тегерану). 3,5 часа до звонка
Зейнаб. Исфахан. Подвальное помещение Управления разведки КСИР
Подвал пах плесенью, старым бетоном и страхом. Не тем острым
страхом, который бывает перед расстрелом, а хроническим, застоявшимся — страхом
людей, которые приходят сюда отвечать на вопросы. За тридцать лет этот запах
въелся в стены так глубоко, что никакая вентиляция не могла его выветрить.
Амирхан Мусави, заместитель начальника по внутренней
безопасности стратегических объектов, сидел в кресле, которое скрипело при
каждом его вздохе, и ненавидел зумеров. Точнее, он ненавидел ту пропасть
непонимания, которая пролегла между его поколением, выросшим на войне и
молитвах, и этим поколением, выросшим на VPN и мемах.
Амирхан разглядывал распечатку. На ней была фотография
котика. Рыжего, пушистого, с глазами-блюдцами. Котик сидел на коврике. Коврик
был бело-голубым.
Напротив него сидел студент факультета искусств Исфаханского
университета. Тощий, с волосами, крашенными в цвет увядшей сирени, и взглядом
человека, который не понимает, как оказался здесь. На нём была мятая футболка с
надписью на английском, которую Амирхан не мог прочитать, но подозревал в
подрывном содержании.
— Итак, — Амирхан постучал пальцем по распечатке скриншота.
Бумага была дешёвой, серой, а принтер явно требовал замены картриджа. —
Гражданин Карими. Ты лайкнул пост с котиком. В социальной сети, заблокированной
на территории Исламской Республики.
— Да, господин офицер. Котик был... эстетически приятным.
Это персидская шиншилла.
— Котик сидел на коврике, — продолжил Амирхан монотонным
голосом человека, который читает этот бред уже в десятый раз за день.
— Да.
— Коврик был бело-голубым.
— Это традиционный узор из провинции Йезд!
— Ага. А две полоски по краям?
— Это кайма!
— Это скрытая пропаганда сионизма через фелинологию! —
Амирхан устало потёр переносицу. — Ты понимаешь, сынок, что в нынешней
геополитической ситуации даже коты должны быть идеологически выдержанными?
Почему рыжий кот? Почему не черный?
— У меня аллергия на черных... А он так похож на моего…
Телефон Амирхана, лежащий на столе поверх папки с делом «О
подрывной деятельности в Телеграм-каналах любителей вязания», завибрировал.
Номер не определился.
Амирхан вздрогнул. Сердце пропустило удар. Только один
человек звонил с неопределяемых номеров так настойчиво в последние годы.
Человек, который должен был быть мёртв. Генерал Алави. Но Алави погиб в Фордо…
Или жена.
— Алло? — рявкнул он, не скрывая раздражения.
— Амирхан, — голос Захры был не просто ледяным. Это был
абсолютный ноль. Голос физика, наблюдающего распад протона на собственной
сковородке. — Ты где?
— На работе. Защищаю революцию от котиков и сионистских
ковриков. Что случилось? Ты забыла купить лаваш?
— Хуже. Мне только что звонил Алави.
В кабинете повисла тишина. Студент перестала дышать,
почувствовав, что атмосфера изменилась.
— Алави погиб, — медленно произнёс Амирхан. — Мы похоронили
пустой гроб два года назад. Я лично нёс венок.
— Видимо, в аду плохая связь, поэтому он звонит из Северной
Кореи.
— Кореи? — Амирхан встал. Студент вжался в стул. — Значит,
он жив...
— Это уже неважно. Слушай меня внимательно. Через несколько
часов над нами пролетит ракета.
— Чья? Израильская? Американская?
— Хуже. Северокорейская. С ядерным двигателем и навигацией
от робота-пылесоса. Алави говорит, она летит зигзагами, огибая рельеф, по
непредсказуемому маршруту, и очень низко. Нам нужно её сбить. Или перехватить
управление.
— Чем сбить? — Амирхан подошёл к карте на стене. — У нас ПВО
настроено на «Томагавки» и стелс-бомбардировщики, а не на летающие пылесосы!
Если она идёт ниже радаров, мы увидим её, только когда она влетит в окно мечети
Имама!
— Амирхан. Конечная цель США, северо-восточное побережье.
Там наш ребёнок.
— Чёрт...
— Алави дал код доступа к управлению.
— Какой?
— 123456.
— Ты шутишь?
— Нет. Алави сказал, что Ким Чен Ын считает смену заводских
настроек проявлением слабости. Проблема в другом. Пульт управления... в
интернете. Это «умная» ракета. IoT. Internet of Things. Чтобы ввести код, нужно
подключиться к её серверу.
— И что? У нас есть кибервойска.
— А то, что у нас «халяльный интранет», Амирхан! — Голос
Захры сорвался на крик. — Вы отключили внешний интернет три дня назад из-за
протестов! Мы за файрволом! Мы не можем взломать ракету, потому что мы сами
себя заблокировали! Нам нужен кто-то снаружи. Кто-то с быстрым интернетом,
мозгами и доступом к глобальной сети.
— Зейнаб... — выдохнул Амирхан.
— Именно. Звони Насрин. Пусть она будит Захира. У него есть
доступ к военной связи, может, он сможет пробиться. И пусть ищут Зейнаб. Я
пытаюсь ей дозвониться, но она сбрасывает. У неё, видите ли, «личные границы» и
йога.
— Я понял.
Амирхан положил трубку. Он посмотрел на студента. Тот сидел
ни живой ни мёртвый.
— Слушай меня, — сказал Амирхан тихо. — Вали отсюда. Иди
домой. Купи своему коту самый дорогой корм. И помолись.
— А протокол? А подписка? — пролепетал парень.
— К чёрту протокол. Если мы сегодня все не испаримся, я тебя
лично найду и заставлю лайкать портреты аятолл до конца жизни. А сейчас —
брысь!
Студент исчез, словно телепортировался. Амирхан остался один
в пустом кабинете, где пахло недорогим кофе и дорогим страхом.
Он набрал номер старшей дочери.
— Насрин! У нас ЧП. Звони Зейнаб. Плевать на её йогу. Скажи
ей... скажи ей, что если она не возьмёт трубку, я лично прилечу в Бостон и
набью ей татуировку с флагом Израиля на лбу!