Глава 79. Пушкинская
Москва
1-ое июля 2000г.
Здравствуй, Виллиам,
впереди лето… лето без тебя.
Уже ничего не страшно. После сорока лет и всякого рода событий семейных, ритм не сбавляется, дел не становится меньше, жизнь легче, но восприятие меняется очень. Становишься не черствой, но более требовательной или жесткой.
«Маленькие детки… маленькие бедки», – посмеивается мамуля, заставляя вспомнить мои собственные проделки – виражи судьбы. Появляется понимание происходящего, отсюда – смирение с бренностью бытия.
Меня часто и не по-женски заносит в письмах, прости. Отголоски рабочего дня. Стараюсь оставить пару часов уединения для себя. Если совсем пусто в голове, просто начинаю набирать рукописи, черновики. Ухожу в иную реальность. Очень полезно, что тексты отлежались, набираешь, как новое или чужое. Глаза редактора открываются на излишества, куртуазность, рюшечки дамские. Удаляю, сударь, удаляю много. Я чувствую, что Вы думаете, пропуская описания и повторения. Вот за это рваный ритм.
Метро
Молниеносные дни
Зеленой злющей ветки.
И редки сладкозвучны сны
У зверя, загнанного в клетки.
Мчат беспросветные года,
В метро свистящем остановки.
Любовь?
Сквозь пальцы, как вода,
Да медный звон пустой сноровки.
Ты ль жизнь моя?!
Ночной ли бред?
Души ли пограничное стоянье?
Но жемчуг слёз не для меня.
Порыв и только вздох…
Молчанье.
По дороге домой стрельнуло записать давнее, когда еще были медные пятачки на проезд, и звон радовал слух в любом транспорте. Нашлось воспоминание о медном звоне.
Да, я радуюсь, что можно общаться по телефону, хотя наши «хозявки» (чисто московское прозвище баб-с) пытаются просчитать, кто больше всех наговаривает по межгороду. У меня список респондентов на пятьсот городов Союза. Бывшего – забываю добавлять.
Чадо мое отправлено на море, пока не отчислили, а может быть, врет. Девушка в Швейцарии, папа оказался дипломатом. Никогда бы не подумала, что эта категория людей тоже вышла из коммуналок, настолько он прост в общении, растерян, благодарен, что она только со мною разговаривает (как с подружкой). А впрочем, какие еще мы бываем в больнице у близких? Второй брак, поздний ребенок, испорченный Европой. Сын еще и тёзка возможному тестю. Скоро наши с «дочечкой» дни рождения. Столько совпадений и щемящее предчувствие… даже назвать не могу, как страшно. Сударь, вероятно, я схожу с ума. Я позвоню, когда у меня будет пауза, чтобы навестить родных, там и отойду душой.
Сударь-сударь. Ночная птица вдохновений просто устала…
Ваша Мадам Лючия де Ламмермур
***
Город ЭнСК
27 июля 2000г.
С днем рождения, Лючи!
Мадам!
Я самый счастливый человек, ибо Вы есть у меня (какого еще тебе счастья, смертный человек и бессмертный автор?)! Многим ли дана толикая свобода воспарить над хрупким бренным миром?
Я рядом, Лючи, но этого ли хотелось?
Я не строю цитадель Экзюпери, не я железный Феликс Бренн, а ты не холодная мраморная дева. Неудачно мы выбрали эти образы еще до встречи, а вот воплотились, будь оно всё неладно.
Всякий раз вскинешься: куда уж хуже?!
И в ответ прилетает гораздо хужее…
Не думай ни о чём, положись на волю Божию. И помни, я рядом всем своим духом и душою смертного. А тело бренно, со слезами жалею я нас. С тобой я сентиментален. Совершенно не могу не слушать Вивальди, Шопена и все наши неуловимые подарки – намеки. Спасает молитвенник, присланный тобой, действительно на все случаи. Не унывай, ангел мой, трепетный и терпеливый.
С днем рождения и многая лета тебе, Лючи.
Твой В.
***
Город ЭнСК
8 августа 2000 года
Лючи! Где ты пропала, я схожу с ума.
Передали в новостях, что взрыв в подземном переходе на Пушкинской. Погибли 13, а 61 ранены. Все в шоке, телефоны твои не отвечают! Знаю, что ты не ходишь в час пик… Тут подсказывают, что кабель могли повредить, поэтому редакция молчит. Самодельное взрывное устройство оставили в хозяйственной сумке рядом с торговой палаткой. Сколько уже кричим о бдительности!
Господи, мы там столько бродили, всегда начинали от Пушкина. Сразу позвони! Почему никого нет дома?! Почему я никому больше не могу позвонить?! Это приводит меня в отчаянье. Что за нелепость?! Христом Богом молю, только не молчи! Люблю тебя больше жизни. Не знаю, как пойду домой, всех готов поубивать.
Т.В.
***
Москва
9 августа 2000 года
Господи, Вилл…
Не успела я вернуться на работу из отпуска, как позвонил брат: мама бедро сломала, без меня не соглашается на операцию, хочет проститься. Какой добрый мой ангел-хранитель, ставит меня меж двух бед. Меня не было в Москве, среди номера сорвалась на пару дней.
Я в бешенстве и в шоке, да и все вокруг. Бомба с шурупами и винтами была у павильона с часами. В теракте погибли тринадцать человек – семь человек на месте и шестеро в больницах от ран и ожогов, шестьдесят с ранениями. Мы там обычно ходим, глазеем на витрины. Наши удрали пораньше, поскольку меня нет на месте. А начальство на метро уже не ездит. Сын всё еще на море, звонил, денег просил, чтобы задержаться.
С мамой всё будет нормально. Я поставлю ее на ноги. Сдаю номер, как раз ей швы снимут, заберу домой. Ей не верится, что жива. У нее аритмия, боялась, что сердце наркоз не вынесет.
Всё, милый, не паникуй больше, у меня номер горит синим пламенем. Мне иногда снятся кошмары, что сверстали непроверенную информацию, просыпаюсь в поту. Ужас ужасом вышибается? Как клин клином?!
Одно ясно, а завтра может и не наступить, и с этим надо жить дальше. От нашей стойкости слишком многие зависят. И дети, и старики, и кошки… Целую, не смей унывать – назло всем врагам.
Т.Л.