12 июня 1995 года
С.К.
Глупый Катулл бредит, Мадам?..
Вас нет в Нью-Йорке – нигде! Вас давно уже нет, а я всё еще на что-то надеюсь, рассылая по всем адресам наших ближних и дальних знакомых письма, телеграммы. Почти все были рады повидаться с моим посланником (коллега – американец). Вы не позвонили ему, как мы договаривались. Он мог быть полезен Вам (нам).
Ах, мадам, мадам…
Что ж так? Я был молчалив и осторожен. Я буду сдержан и коварен – нас не найдут. Мы сгинем, исчезнем, растворимся, мадам! Увы, мне, мадам, я не знаю, где еще Вас искать. Уже утро. Я сплю через день. Сокрушительные события, бессонницы, уничтожающие, как Ваш уход. Может быть, вчерашние телеграммы настигнут Вас где-то, как когда-то мой «Выстрел».
Говорят, Беня заявил, что война окончена. Пил бы мёд его устами, но крайне горек…
Если, правда, то возьму отпуск, уеду в Москву – ждать.
Целую и жду сигнала.
Вилл
***
31 июня – день нашей встречи, Мадам?
С.К.
Я Вам прощу только (даже!) хулиганство… Только вот попробуйте играть мной, мадам, я Вас просто задушу (какие мысли перед встречей, а?). Катаклизм погоняет катаклизмом, а я совершенно спокоен. Ничего со мной не случится, ибо я нацелен на встречу, вовсе не желая лотереизировать дату оной. Она состоится. Она уже. Мы уже.
Выключите свет и выбросьте ключи в окно! Ключи прозвенели (я поймал!), и теперь будет слышен только мой шепот: «Я люблю Вас…». С двенадцатым ударом часов все пришло в движение, только двое застыли в невесомости поцелуя (сон).
***
Ваше молчание, Мадам, фанатично… Или целенаправленно? Свести на нет то, что не преминет свершиться. Чем Вы заняты? Конечно, спрятались на чердаке моей памяти и пишите. Игра в прятки столь увлекательна? Мадам, кто из нас двоих более сумасшедший?
Вы опасаетесь, что война никогда не кончится и возвращаться не следует? Я понимаю, что захват больницы, как разорвавшаяся бомба – повергла весь мир в шок. Напомню, что Буденновск Ставропольского края в 150 километрах от Чечни, если у Вас была двойка по географии.
«Люди меняются и улыбаются, только страдания вечны». (Т.С.Элиот)
***
Я отгоняю от себя мечтания. Даже мечта мне иногда представляется чем-то недостойным. Просто я не должен создавать трудности тебе. А ты не желаешь привозить те же трудности с собой. Или ты ждешь меня в Москве, а я на Кавказе и не волен покинуть свой пост. И ты решаешь, какая разница, что мы преодолеем все трудности, если вся жизнь – ждать, пребывать неизвестности, не позволять думать о плохом. Сама понимаешь, сюда я тебя не возьму… И точная дата твоего приезда всё-таки станет известна мне из телеграммы. Срочной, взбалмошной. Я не загадываю. Стал суеверен. Я не боюсь последнего шага, бросить всё к черту.
Что именно – всё? Я этого не знаю. Мне стыдно за свои дни, часы обывателя. Даже в письме трудно объяснить то, что произойдет при встрече. Господи, ну что за прагматизм?! И это романтик. Сюр-романтик… Я отвожу глаза: два-три письма, и кончится год. Он не во мне, но я еще в нём. Еще один год без тебя. Без тебя – с тобой! То, что на обороте, всего лишь стихи. Не обращайте внимания…
***
Как знать, быть может,
День последний
Меня низводит суета?..
И в сердце боль,
И дождик летний,
Отбарабанят навсегда.
В надежде
Разумом иль сердцем
Не надо трепетно спешить…
Как знать?
Быть может,
День последний
Осталось просто пережить.
Как знать…
***
Но поцелуй мой не элегический, а вполне инфернальный… Мы скоро встретимся… Посмотрите влево – я рядом. Целую Вас, мадам… оглянитесь же!
Р.S. начинаю следующее письмо. Иное.
***
Мадам, Ваше непростительное молчание…
Причина отнюдь не семейно-исторического характера: там спокойнее. Я уверен. Порой я прихожу домой в полубессознательном состоянии (некая прострация). Литредактура не то чтобы выжимает соки, просто занимает всё время, без пауз, что спасает от Вашего присутствия-отсутствия. И в редакции переворот. Президент разогнал парламент. Образовался вакуум. Я и и.о. Гл.редактора (50х50) фактически заполняем опустошения. Почти две недели назад я почти уехал в командировку (в соответствии с документами), но тут началось, там началось. Впервые за два года мне устраивают приёмы и оплачиваемый выезд (к Вам!) чуть не каждый день, НО…
«Кто будет работать с лит.материалами?» – озадаченно спрашиваем мы, глядя друг на друга сквозь дым.
Лихорадочно ищут новых сотрудников – для разгрузки. И мне не к лицу жаловаться на обстоятельства. Сумасшествие ежедневности иное, чем прежде. И я мягко Вам замечу, что это мои трудности.
Целую и начинаю следующее письмо, другое…
Ваш Виллиам Орд-н
***
С.К. Осень-95
Мадам, эта поздняя осень и дым…
Дым притушенных костров, притушенных снегом. Осенние жертвенные костры. Дым пребывания в неизвестности, в этом городе дым и пробелы молчания. Пустота? Я настроен элегически, простите. В юности я сочинял «Историю зеркал». Не хватило библиографического материала и дерзости. Не история. Событие. Происходящее. Происшедшее. Непреходящее.
Из моей жизни исчезла реальность. Это не бесстрастие… Возможно, просто печаль – обычная… осенняя. Рабочий стол. Этот стол в пятнах чернил в гибельном месте. Болото, трясина, зыбучие пески… Или всё вместе. Лешие меня не пугают, лешачихи тем паче. Грязь я не замечаю, не хочу замечать. Меня здесь нет, Вы это чувствуете. Вы замечаете, как я преследую Вас? Оглянитесь, скоро разглядите. Но не беспокойтесь, свои болотные сапоги я выброшу у порога хрустального замка… Вы же знаете, что я схожу с ума, потому что… Я не написал ничего, ни одной строчки для бравого гусара. А Вы? Вы не получили ни одного из моих писем, посылаемых в бесконечность. Мне бы следовало торопиться, быть догадливей… А я не умею! Но как я умею опаздывать! Оптимизм мой замешан на меланхолии, вере в свою звезду и… Я не сомневаюсь ни в себе, ни в тебе. Даже не сомнение гложет меня, не ревность, не страх…
***
Здесь держится удивительно морозная зима, снег не тает уже. Рождественские картинки по вечерам задержались, чтобы порадовать нас. Но даже я не жду Вас, а представляю, что я на пути к Вам. Или у Вас. Но сие банально, ибо я на Кавказе и не скоро покину его. Несколько опасаюсь Вашей непредсказуемости. Приезжаю, а мне скажут: «Она не возвращалась или уехала на неделю, на месяц, год». Но только опасаюсь. Всё равно я Вас найду, и Вы ждете меня (момента). И нам не хватит времени, а только пространства – наших тел – душ – сомнений. Сомнения превратятся в СО-мнения, а наговорившись, я поцелую Вас и отправлюсь спать в другой век.
Каково?!
Успокойтесь, Мадам, звание (или наименование) любовников – самое чудесное во вселенной. Поэтому я и сейчас целую Вас с трепетом и нежностью целую, целую…
Ибо я Ваш, имею честь принадлежать Вам. Вы почувствовали некий синхроимпульс – сей поцелуй? Прочувствовали! Я не ошибаюсь. В ответ меня слегка ударило током. Это не статическое электричество. Мы знаем и молчим. Я разгадал Вас и отправляю эти письма по адресу…
Целую крепко…
Ваш Вилл