Константин Юрьевич медленно проморгался и понял, что за окном уже был день. Его апатия переросла во что-то большое, тяжёлое, что грузило и давило на него словно куча ватных одеял сверху. Он не мог встать с кровати, не мог пошевелиться, не мог даже облизнуть высохшие губы, настолько ему стало всё неинтересным и неважным. Ему просто нравилось лежать, смотреть в потолок и вообще ни о чем не думать. Сколько он так ещё часов провёл, он точно не знает, но солнце двигалось, тени в комнате меняли своё положение, а детей за дверью не было слышно совсем, но его даже это не беспокоило. Он понял, как ему надоело бороться с людской глупостью, жадностью и невежеством. Сколько ещё можно ловить убийц, грабителей взломщиков? Почему люди никак не могут одуматься и жить нормально, зачем нужно все это придумывать и воплощать в жизнь, зачем все настолько усложнять? Он не понимал человечество, он не понимал людей, которые стремятся непонятно к чему и идут ради этого по головам. Внезапно, стало противно от осознания того, до какой должности добрался он, копаясь в грязных делах тех же самых людей.
В конце концов природа взяла своё, и Константину Юрьевичу пришлось встать с кровати и выйти из комнаты. Дети, его не родные близнецы, сидели на кровати словно в том же положении, в каком он их и оставил, как будто за это время ничего не произошло и не изменилось. Они пустыми взглядами проводили его от двери до двери и, не разговаривая между собой, слезли с кровати и начали переодеваться. И в этот момент Константин Юрьевич подумал, что это не его дети, это не его жизнь, весь этот мир был не для него, что где-то в юности он просто выбрал не тот путь, свернул не на ту сторону и потерял то самое предназначение, которое должно было быть его по задумкам Вселенной. Через какое-то время он вышел из дома, посмотрел на хмурое серое небо, посмотрел на тот самый сугроб у окна, в котором в первые дни его пребывания здесь почудилась детская чёрная ручка. Конечно же, сейчас там ничего не было, но какой-то осадок остался от того воспоминания.
- Константин Юрьевич! - закричала вдалеке жена старосты деревни и через сугробы понеслась ему навстречу. Её щеки стали до того красными, что напоминали яблоки, а волосы растрепались, превращая её в богиню бури. Для Константина Юрьевича она была настолько прекрасной и в то же время чужой, что он никак не мог определиться, какие же на самом деле чувства он испытывает к ней.
- Что мне со всем этим делать? – прошептал он, - Что мне делать?
- Константин Юрьевич, - запыхавшись, подбежала к следователю жена старосты деревни, - Константин Юрьевич, родненький, миленький мой, умоляю вас об одной небольшой просьбе, которую сможете выполнить только вы.
Она заулыбалась периодически, посматривая то на нависшее свинцовыми тучами небо, то на хмурое лицо следователя, а он стоял и просто не знал, что ей ответить, ведь она была для него не просто человеком, а как будто бы чем-то иным, чем-то сверхъестественным.
- Что вам от меня нужно?
- Самая малость, самая малость, - она подошла к нему настолько близко, что он почувствовал её горячее дыхание на своём открытом горле. Она была немногим ниже него, но в то же время она была как будто бы с ним наравне.
- Я устал от вашей деревни и людей что в ней живут.
- Я ушла от своего мужа, - громким шёпотом произнесла она и закрыла глаза, словно испугалась того, что могло последовать. На её слова Константин Юрьевич пожал плечами, но в то же время какой-то вредный червячок проснулся в его разуме и начал нашёптывать совершенно неприятные и даже, можно сказать, позорные мысли.
- Я живу здесь столько времени, что уже даже сбилась со счета. Живу, как в клетке, не имея возможности увидеть большой мир, в котором бы я так хотела почувствовать себя настоящим живым существом, реализовать свои планы, выплеснуть всю ту энергию, которая копилась во мне такое огромное количество времени. Понимаете?
Её нижняя губа дрожала, а глаза стали влажными, как будто из них сейчас польются огромные сладкие слезы, так думал Константин Юрьевич, глядя на её нежную кожу лица.
- Вы просите меня забрать вас с собой в город?
- Да, мой хороший. Я не прошу большего, просто, увезите меня. У меня есть накопления, я очень долго копила. Просто я боюсь, что мой муж меня не отпустит. Он словно скала, которая вросла в эту землю и уже никогда больше не сдвинется с места, а я не такая, я более свободная, я как ветер, застрявший в расщелине этой скалы. Помогите мне сбежать с этого места!
Она начала опускаться на колени, и следователь в этот миг подхватил её и даже немножко приобнял. Он понимал, что сейчас вот в этот самый миг решается дальнейшая его жизнь, дальнейшая его судьба, что если он поведёт себя так, как повёл бы всегда и так, как должен, то он снова продолжит это жалкое существование. Но если же он что-то попытается изменить, тогда, возможно, он почувствует что-то новое, попробует неизведанное. Он молча ей кивнул, а потом ответил.
- Электричка уходит с города в центр в восемь вечера. Буду ждать вас на краю деревни в шесть тридцать. Если не успеете, Елизавета, знайте, я не вернусь за вами.
Он сказал это так, что ему даже стало противно от собственных слов.
Словно он был какой-то киношный герой любовник из тех самых черно-белых фильмов, когда благородные джентльмены спасали из беды несчастных дам и в то же время ему хотелось плюнуть себе в душу за такое поведение. Он начинал терять себя как человек, не просто как следователь, а именно как простой человек. Елизавета улыбнулась, приподнялась на цыпочки и едва губами коснулась его небритой щеки, а затем быстро развернулась и побежала к середине деревни, к дому старосты. Константин Юрьевич больше не хотел думать об этом моменте, его волновало лишь другое, нужно закрыть дело, разобраться с этими неприятностями и поскорее вернуться в город. Он, даже не накидывая куртки, направился к почте, полагая, что связь должны были уже восстановить. И верно, телефон работал. Когда он связался с городским управлением, то рассказал все то, что он здесь узнал, сообщая, что дело можно закрывать.
Он все-таки утаил несколько нюансов, а точнее саму истину. Он не стал рассказывать о останках детей, спрятанных у него в шкафу. Лишь сообщил в управление, что все в порядке, дети нашлись и это просто было одно из старых поверий, когда дети убегают и прячутся, а взрослые должны их искать. Что ничего серьёзного здесь на самом деле никогда не было и, возможно, даже не произойдёт, так как здесь живут глупые и несведущие ни в чем люди. Доказательства? Он, соберёт подписи всех жителей, у которых были дети пропавшими, и что они вернулись и все в порядке. И твёрдо попросил срочного перевода обратно в город, на что ему, конечно же, ответили, что поступят так, как он хочет, так как дело можно было действительно закрывать. Когда следователь шёл домой. Он так и не смог разобраться в чувствах, обуревавшей его. Он понимал, что поступает неправильно, что это сокрытие улик, что он сам становится преступником, но в то же время он больше не хотел иметь с этим ничего общего, он даже не хотел возвращаться на работу в городе, быть следователем ему опостылело. Он подумал, что не так уж и стар, и мог бы попробовать что-то другое в жизни, что-то изменить. Ведь, оказывается, в любую минуту можно все переиграть и попробовать что-то другое, да, это страшно, но это выполнимо.
Константин Юрьевич в спешке собирал вещи и раскладывал их по сумкам, когда на глаза ему попались рисунки близнецов. Одна стопка бумаги была разрисована цветными карандашами с изображениями кошек, лошадей и смешных человечков. Вторая, не имела ничего общего с первой. Все картинки были в чёрных тонах и словно нарисованные совсем маленьким ребёнком, который только учится держать в руках карандаши. Скинув всё на детский стресс в отсутствии матери, следователь не придал рисункам никакого значения.
Он собрал фотографии пропавших, а теперь уже найденных детей, собрал все бумаги и черновики дела и положил их в мешок с костями.
- Я ненадолго, - сказал он, оделся, и, взяв мешок, вышел на улицу.
Константин Юрьевич направился туда, где он смог бы, наконец, решить часть проблем, не дававших спать последнее время. До озера было рукой подать.
Он остановился почти у самой воды, опустил мешок на землю и присел рядом на корточки.
- Видит бог, я просто не смог придумать иного решения, - голос его дрожал и срывался, - Но разве людям после смерти есть дело до их тел? Разве вам всё ещё больно?
Следователь закурил и принялся собирать крупные камни вдоль берега. Он наполнил ими мешок, крепко завязал край, и, зайдя по колено в воду, размахнувшись, выкинул кости в воду.
- Кому будет толк, если вас начнут куда-то таскать и изучать? Не лучше ли вам будет под спокойными и синими водами озера? Некоторые тайны лучше не вытаскивать на поверхность.
И он вернулся в дом, словно ничего и не происходило за последние дни, что он расследовал в деревне Тёплая. Словно, всё было быстро и неважно. Константин Юрьевич собрал детей, и не прощаясь с жителями деревни, отправился на встречу с новой жизнью.
Елизавета, как и договаривались, ждала Константина Юрьевича на окраине деревни, они быстрым шагом добрались до городка, дождались поезда в сторону того места, что зовётся большим городом, центром страны. Они отправились туда, куда все так стремятся. Константина Юрьевича абсолютно не удивляло, что его двое близнецов такие обыкновенно тихие и спокойные за последние дни, разговорились не в меру, щебетали, как пташки, и постоянно прижимались к Елизавете. Она гладила их по волосам, улыбалась и рассказывала маленькие короткие истории о лесных животных и о том, как они пытаются друг с другом ужиться. Следователь все это списал на то, что дети очень соскучились по родной матери, и им очень не хватало женского тепла.
Тем даже лучше, - подумал он, - не надо будет за ними так заботиться и ухаживать, если рядом будет человек, который сможет взять на себя эту ношу.
Он ещё не знал, как поступит Елизавета в городе, уйдёт она от него или же останется с ним, какие у неё планы были на этот большой мир, но он отпускал эти мысли в полёт и старался о них не думать, его волновал лишь тот момент, который происходил именно сейчас, а сейчас все было хорошо. Он не подменыш, а женщина, рядом с ним никакая не древняя богиня, которая кушает детей. Что все это бред больного разума, возможно, эти угольные шахты распространяли какой-то химический газ, который одурманивал всех и потихоньку сводил с ума и даже вызывал галлюцинации. Да, такое решение понравилось Константину Юрьевичу весьма и весьма отлично. Ведь всегда в самых сложных ситуациях находится самое банальное решение, на которое никто даже и не подумает. Единственное, что его начинало напрягать, так это появившаяся бородавка на указательном пальце, которая чесалась и доставляла дискомфорт.
А пока, весёлое новоиспечённое семейство добиралось до города под монотонный стук колёс поезда Константин Юрьевич испытал небывалый прилив счастья, он даже обнял близнецов, потрепал их по тёмным волосам, замечая краем глаза у одного из них родинку за левым ухом. Родинка была не чёрная, не коричневая, а как будто с красноватым оттенком. На какой-то миг в голове хотела промелькнуть страшная мысль, но он её тут же заблокировал и подумал, что, возможно, просто никогда не обращал внимания на своих детей. Возможно, до этого момента он не испытывал к ним той любви, какой может испытывать человек к маленькому несмышлёному существу. Он ехал в блаженстве и представлял, как на полученные деньги купит новую квартиру, приведёт туда Елизавету с детьми, как они сделают маленькую уютную детскую комнату и будут там вечерами читать детям сказки. Он поверил в то, что в мире есть счастье и спокойствие, что нет страха и ужаса, от которого обычно убегают люди изо дня в день. Он подумал, что наконец то нашёл своё место и родных ему людей, а Елизавета протянула ему крупное красное яблоко.
А в темноте угольной шахты в одном из тёмных тоннелей, в котором существовал лишь звук капающей откуда-то сверху воды, среди камней лежало маленькое детское тело. Губы посинели, кожа была холодная, но грудь ещё вздымалась. Маленькие неглубокие вдохи ещё совершались организмом в надежде, что кто-то придёт и спасёт его. Маленькое окровавленное детское тело уже было готово остановить все попытки, самосохранение. Разум практически покинул его. Лишь периодически в лихорадке открывая рот, чтобы произнести всего лишь несколько хриплых стонов, похожие на слова: «папа, помоги мне».