Пока Константин Юрьевич добирался с одной деревни до другой, его обуревали самые странные и страшные мысли, то он мнил себя подменышем и думал о том, что его жизнь в действительности была слишком странной для простого человека. Ведь своих настоящих родителей он не знал, его усыновили в возрасте четырёх лет, и детство своё он практически не помнил, хотя родители и не скрывали, что взяли его в детдоме. Он вдруг осознал, что многие вещи ему давались до странности легко, начиная со школьной скамьи и заканчивая раскрытием самых запутанных дел. Словно кто-то тёмной рукою ввёл его и помогал найти тот или иной след, ниточку или же просто в нужный момент подсказывал нужные слова. От осознания того, что он не человек, а ребёнок какого-то ужасного божества тело содрогалось душило холодным потом, несмотря на то, что на улице была минусовая температура.
Да, с женой у него не все хорошо срослось, но может быть, все дело и было в том, что он не человек, поэтому и чужды были ему многие человеческие качества, поэтому он и не мог иметь детей, ведь сколько он с женой не старался, у них не получалось завести собственного ребёночка, а этих близнецов она точно нагуляла. Константин Юрьевич пошатнулся, подвернул ногу и свалился на колени, опираясь руками в рыхлый снег. Взрослый человек, который работал следователем, который видел такие ужасы, на какие только способны люди, внезапно осознал страх перед мистификацией, перед деревенской легендой, которой, возможно, всего лишь пугают маленьких детей. Ему стало настолько страшно, что он заплакал, ведь если он действительно подменыш…
Тут его мысли обрывались, это не могло уложиться в его голове, нельзя быть в человеческом мире кем-то иным, не человеком. Он встал, шагнул и снова направился к деревне Тёплой в надежде, что если он прижмёт к стенке жену старосты, то та точно даст ему ответы, потому что, как ему казалось, она явно что-то скрывала. Но у него не укладывалось в голове то, что такая красавица могла выйти за этого мужика с бородавками, неказистым лицом, низким и почти уродливым. Ему казалось, что такая женщина просто не могла выбрать такого мужчину.
Он прошёл мимо окон своего дома, увидел свет внутри и решил не заходить внутрь, так как есть дела более важнее. Он прямиком направился к дому старосты деревни, держа в мыслях картинку мешка с костями, чтобы в случае чего не раскиснуть и не упустить важный момент. Ведь самое главное - это было раскрыть убийство этих детей, обнародовать это все, найти убийцу, потому что ему искренне было жаль этих маленьких детишек. Он дошёл до дома старосты и очень грубо чуть ли не с истерикой постучал в дверь, поймал себя на этом, закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, и когда дверь перед ним раскрылась, то на пороге уже стоял не растерявшийся Константин Юрьевич, а следователь из города суровый, твёрдый, собранный и холодный.
- Ах, дорогой мой, на улице стоит такой мороз, а вы, раскрасневшийся, как будто бежали, небось вспотели и сейчас можете простудиться. Быстро, заходите внутрь. Я сейчас налью вам горячего чая.
Так встретила Константина Юрьевича жена старосты Елизавета. Несмотря на то, что они жили в деревне, в какой-то глухомани у угольной шахты, одета, она была не как подобало бы жене старосты деревни. На ней было красное платье на бретельках с большим вырезом и разрезом почти до самого бедра, и, хотя на ногах были валенки, это нисколько не портило её женственного образа. Волосы, которые вились теперь крупными локонами, были немного собраны на затылке и сзади спадали красивым каштановым водопадом, несущимся в сторону противоположную от разреза.
И в момент вся собранность следователя начинала таять, как снег под весенним тёплым солнышком.
- А, где же ваш муж? - спросил он.
- Ах, мой благоверный, на собрании. В соседней деревне сегодня тоже проводилось собрание. Говорят, там волки начали нападать на скот, и мы решили перестраховаться и тоже обезопасить нашу животинку. Так как если дикие животные не найдут еды в ближайшей деревне, они отправятся в другие места в поисках прокорма, и нам бы не хотелось провести голодную зиму в этом году. Поэтому мой благоверный на собрании. Что ж вы, что же вы стоите? Проходите, присаживайтесь, давайте я сниму с вас куртку.
И жена старосты деревни очень нежными ласковыми движениями сняла с Константина Юрьевича куртку, шапку, а также почти что нежной ласковой силой усадила его за стол. Но, как ни странно, налила в кружку ему не чай, а достала из буфета небольшую бутылочку, из тёмного стекла, откупорила её, вдохнула запах, вырвавшийся из неё, немножко блаженно закатила глазки и налила в чашку. Но на суровый взгляд Константина Юрьевича тут же защебетала.
- Что вы, что вы, полынная настойка любую простуду собьёт, любого на ноги поднимет, разве ж я могла бы предложить вам что-то плохое или невкусное? - заулыбалась она.
Как ни странно, но мысли о том, что Константин Юрьевич мог оказаться подменышем, начинали выветриваться из его головы. Чашку он, конечно же, принял из рук жены старосты деревни, но прикасаться к ней не стал. Как никак кто-то в этой деревне убийца, кто-то же похищал и убивал этих детей, и он все ещё на свободе, поэтому он подумал, что нельзя кому-либо здесь доверять. А Елизавета щебетала, плавно передвигалась с одного угла в другой, как будто боялась остановиться и замереть навсегда. Она двигалась и двигалась, как будто кошка не находила себе места, и все продолжала что-то щебетать о их суровых зимах в деревне, о том, какое бывает солнце прекрасное и на озере чудесно летом. Константин Юрьевич минут десять выждал, давая ей время выговориться, потом сцепил руки в замок, опустил на них подбородок и в тот момент, когда Елизавета оказалась напротив него, они встретились взглядами, и он начал говорить.
- Я знаю, что творится в этой деревне.
Елизавета на какую-то секунду замерла, медленно моргнула и продолжила двигаться, но уже немного медленнее, словно ей нужно было время, чтобы что-то обдумать.
- Что вы имеете ввиду? Да, да, конечно, лютые зимы. Я же говорю вам, что дикие звери могут напасть и на наш скот.
- Вы понимаете, о чем я. Не надо строить из себя маленькую невинную овечку.
Он следил за ней взглядом, стараясь не моргать, и ни единый мускул не дрогнул на его лице.
- Вы знаете, что здесь происходит, и вы мне об этом расскажете.
Когда Елизавета снова пыталась увильнуть, начав рассказывать о диких зверях, о лютой зиме, Константин Юрьевич, сам от себя такого не ожидая, вскочил и со всего маха ударил кулаком по столешнице, так что чашки зазвенели и чуть ли не разбились.
- Мне надоело играть в эти игры. Стоит мне сделать лишь один звонок, и сюда примчится целая группа судмедэкспертов, вся милиция и что я там даже говорю, городские прокуроры съедутся, здесь будут все. И тогда уже вам никто не поможет, я просто хочу знать, что происходит в этой деревне и как это можно остановить?
- Остановить? - улыбнулась Елизавета и остановилась, наконец, вцепившись руками в спинку стула слева от следователя, - Зачем нам что-то останавливать? Ведь, всё прекрасно.
- Дети. - Константин Юрьевич сделал небольшую паузу, а затем продолжил, - Я знаю, где находятся останки пропавших детей.
В этот миг в глазах Елизаветы промелькнул ужас, но это было лишь на мгновение, она быстро собралась, вновь улыбнулась, закатила глазки, засмеялась и даже махнула на него своей тоненькой изящной ручкой, а потом начало происходить что-то странное.
В какой-то момент лампочка над потолком начала ритмично раскачиваться из стороны в сторону, словно руководствуясь какому-то механизму. Влево-вправо, влево-вправо. Тени начали прыгать из одного угла в другой превращая обстановку комнаты в какое-то цирковое представление. Лампочка потускнела, расширяя тени до непривычных размеров. Елизавета отвернулась к углу и, словно заплакав, прижала руки к лицу, плечи её начали вздрагивать, послышались всхлипы. Константин Юрьевич ожидал такого поворота он не раз сталкивался с убийцами, наркоманами, грабителями, он знал, что они будут идти на все, лишь бы попробовать обхитрить закон. Но её женственные чары ей не помогли. Он встал, но не приблизился к ней.
- Елизавета, я хочу, чтобы вы рассказали все, что здесь происходит.
В этот миг ему показалось, что сейчас она обернётся и предстанет перед ним в образе ужасной старухи, которая питается детьми, которая, судя по легендам, должна была оказаться богиней и его родной матерью, но Елизавета упала на колени и разрыдалась, как самая обыкновенная настоящая женщина. Она рыдала в голос с завываниями и все время упоминала имя своего мужа. Вскрикивала, что она не виновата, что её силой заставили здесь жить, что не такую судьбу она себе выбирала и что это не её вина, она лишь оказалась такой же жертвой в этом случае, как и те маленькие пропавшие дети.
- Кто похитил и убил этих детей?
Следователь стоял над ней, словно скала, он не поддавался на её слезы, крики о помощи. Она распростёрлась на полу, каталась в какой-то истерике, периодически замирая и выкрикивая то что должно было лечь печатными буквами в протоколе по этому делу. Затем, она резко остановилась, и кривая улыбка прошлась по её лицу. Черты изменились, словно одна картинка наложилась на другую, и появился совсем иной человек. И Елизавета заговорила. Она говорила о том, что однажды в деревню приехала семья. Приехала на постоянное жительство, им выделили домик, приняли их с любовью, но, как оказалось, семья эта была беглая из другой страны, у пары было шестеро детей, все разного возраста. И вели они себя, конечно, странно, хоть и были городскими, но все же решили остаться в этой деревне.
Семья это недолго прожила в деревне, наверное, около трёх месяцев. Были они замкнутые, закрытые, а дети пугливые и зашуганные, а через какое-то время семья просто пропала. Скорее всего, уехали ночью, но поползли слухи, что в соседнем городе орудовала банда по продаже детских органов, что, скорее всего, это и были те люди, которые торговали на чёрном рынке. И скорее всего, здесь они тайно провели операции, а ненужных, мёртвых детей где-то спрятали. Константин Юрьевич вспомнил, что действительно слышал о таком случае, и что этих людей так и не поймали, которые занимались продажей детских органов. И история могла бы действительно легко сложиться в этот пазл. Она так легко вошла в эту картинку, так чётко все сложилось, что Константин Юрьевич в глубине души сейчас посмеялся над тем, как до этого он думал, что он подменыш, что здесь орудуют древние боги, существует магия, дающая людям богатство и славу, а все оказалось намного проще. Ту банду действительно долго искали, и так и не нашли. А проверять по деревням не стали, потому что в деревнях нет нужного оборудования для проведения таких операций. Как все это глупо сейчас, казалось. А мысль о том, что он может раскрыть старый висяк с продажей органов немножко начала подогревать его душу.
Елизавета в какой-то момент притихла, успокоилась, села на полу, обхватила колени руками, ещё немного повсхлипывала, но начала успокаиваться. Следователь протянул ей ту же кружку, что до этого налила она для него, залпом осушила, вытерла немножко распухшее лицо, встала, поблагодарила его и вышла из комнаты якобы умыться. Константин Юрьевич один остался в гостиной. Стараясь привести мысли в порядок, понять, на верном ли он пути, чтобы не совершить фатальные ошибки, потому что если убийцы действительно до сих пор находятся в деревне, то смерти будут продолжаться и дальше, а если же это был единичный случай, когда торговцы органами здесь прятались и немного поработав, скрыли улики, тогда можно просто закрыть дело. Но он знал в силу своего опыта, что дела не бывают лёгкими и простыми, всегда есть заковырки, о которых можно споткнуться, если вовремя их не разглядеть.
Поэтому, когда дверь открылась и в дом вошёл сам староста деревни, Константин Юрьевич решил не тянуть резину и устроить небольшой допрос для мужа Елизаветы, пока та была занята собой.
- Ого, какие гости, здравствуйте, Константин Юрьевич, чем обязаны? - староста деревни улыбнулся, снял шапку потом варежки и протянул следователю свою руку, на которой как будто бы стало бородавок вдвое больше. Причём они были не круглыми, а напоминали небольшие вулканчики, которые раскрывались, и из них словно торчали маленькие чёрные семечки, от которых становилось только противнее и страшнее. Константин Юрьевич, скрывая отвращения, пожал руку и незаметно вытер её об штаны.
- Я только что разговаривал с вашей женой, и она вышла по каким-то своим делам, но я бы хотел кое-что обсудить и с вами.
- Конечно, вы же пришли за деньгами, которые были вам обещаны. Вот они родненькие, - староста вытащил свёрток из буфета и положил на стол перед следователем. – Мы вам безгранично благодарны.
- Я пришёл совсем по иному делу, - Константин Юрьевич, почесал родинку за ухом, и потянулся за миллионом.
Староста кивнул, ухмыльнулся, пригласил гостя за стол и достал из буфета, ту самую бутылочку из тёмного стекла, налил немножко в две чашки, и предложил Константину Юрьевичу. Следователь принял чашку, как и в первый раз, но прикасаться к ней не стал, покрутил в руках, повертел, поставил на стол, снова взял, как будто бы не знал, с чего начать разговор, который нужно было бы завершить как можно быстрее.
Константин Юрьевич сделал глубокий вдох - выдох и тут же выпалил старосте.
- Ваша жена во всем призналась. Она рассказала о том, что творится в вашей деревне. Я уже позвонил в город, сюда едут спецслужбы, будем закрывать это дело. Жаль детишек, и что так все печально вышло.
Староста чуть было не уронил чашку, он даже не успел сесть за стол. Ошарашенными глазами посмотрел на следователя, медленно опустился на стул и прошептал.
- Значит, все стало известно.
Он опустил голову на руки, я как будто бы заплакал. Константин Юрьевич отметил, что про себя, что в этой деревне люди совсем раскисшие и какие-то слабые поплакать по любому поводу и без. Это ладно, для женщин, но мужчины, тем более для старосты деревни, кажется, это было чересчур. Староста, не поднимая головы, начал говорить о том, как они решили отправить семерых детей в летний лагерь, когда из города пришли путёвки. И как с этими детьми случилось несчастье. Константин Юрьевич схватил чашку и крепко сжал, он ожидал совсем не этого признания. Всплывает новая история, не связанная с другими, но которая все в то же время с ними переплетается.
- Какие к черту лагеря? Что вы несёте?
Константин Юрьевич снова понял, что ярость и злость наполняют его. Он вскочил, и появилось желание смести все со стола, ударить старосту деревни, ворваться в комнату к Елизавете и вытрясти из неё всю правду, потому что эта деревня явно что-то скрывает. У него не было больше сил и желания общаться с этими людьми, они будут увиливать до последнего, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как выйти из дома под слабые рыдания старосты деревни. Елизавета так и не появилась, но это даже было к лучшему, ей не стоило бы видеть того, в каком состоянии ушёл от них Константин Юрьевич. Единственное, что выходило за рамки его воспитания и чести, это свёрток, уютно устроившийся в кармане куртки.
Следователь окончательно запутался, и ему было неприятно от этого чувства. Он работал в городе, он раскрывал такие сложные дела об убийствах, маньяках, а тут он застрял, как маленький ребёнок. Он не знал, в какую сторону ему идти, хотя вроде бы все просто, как один плюс один. Он хотел лишь одного, поскорее закрыть это дело вернуться в город, вернуться к своей привычной рутине, грызться по телефону с женой, периодически оставлять у себя не родных ему близнецов, торчать до поздна на работе и выпивать с друзьями по пятницам и субботам в баре, смотря очередной матч футбола, всё это, всё, что он хотел, а не вот эти вот дурацкие сказки, которыми пытались ему запудрить мозги.
Он дошёл до своего дома, в котором уже не горел свет, тихонько приоткрыл дверь, зашёл в свою комнату, включил свет и в этом слабом свете увидел близнецов, мирно спящих в своей кровати, их одеяло вздымалось от вдохов и выдохов, а маленькие носики даже как-то приятно сопели в эту морозную и неприятную ночь. Следователь открыл шкаф, проверил, что мешок с останками детей лежит на своём месте и, не раздеваясь, лёг на кровать. Он уставился в потолок и думал о том, что не так уж он уже и хочет раскрыть это дело и помочь маленьким невинным детским душам. Он просто хотел поскорее всё свернуть и убраться отсюда подальше, чтобы больше никогда об этом не вспоминать.