Глава 6. Остывающий полдень
Сударь!
Я обессилена открывшейся бездной, спешу укрыться от зеркал, отстраниться от себя, от мыслей нахлынувших. Точка. Боюсь, что бокал виски не поможет забыть указанную дату, а посему глоток экзотического ликера и сигарету на сон грядущий. Бай-бай.
Остывающий полдень...
Еще есть несколько часов уединения. Сказать, что каюсь в содеянном, поздно. Вы... напрасно Вы не были настойчивей! Так чувствовать всё, что происходит со мной и не быть настойчивым, непостижимо! 11 марта я играючи вступила на тропу войны за свободу в личной жизни, лишь усугубившей и так мое шаткое положение, что привело к третьему ветреному браку ради отъезда, скажем так, за колбасой. Стоит ли поминать негодяев, друг мой? Лучше я напомню Ваши происки.
***
Добрый вечер, Мадам!
Итак, пишу Вам не на фоне выстрелов и диких криков горцев, а слушая вальсы Шопена (и мазурки), хотя следует не слушать, а танцевать. Но что мои письма, как не танец (пера)? Здесь и в самом деле спокойно, и служба моя протекает мирно, жизнь размеренно: необходимый контраст для людей эмоциональных. Никуда практически не хожу, даже не сделал по приезде всех визитов. Знакомые обижаются.
К Вам я сделал больше визитов, нежели Вы можете предположить, это было приятно и не только мне... Представляете (какая наглость с моей стороны)? Я посылаю одну свою старую вещицу, повествующую о делах минувших, сыгравших замечательную роль в судьбе Вашего покорного: я как мог – зашифровал реальность, и поэтому вымысел так несовершенен. Всё Ваше я получил, не удивляйтесь, читаю и перечитываю... только литературный редактор спит на работе и...
Если не спать всю ночь, можно «слегка» представить вечность – слегка, но это может испугать, бессонная ночь может очень долго продолжаться. Вам не кажется, что мы все еще не заснули с той самой ночи? Сейчас я очень хорошо Вас вижу, сидящей на моей кровати и пишущей, только на впадине живота греется мой кот, бросая на меня горящий ненавистью взгляд. На секунду мы откладываем перья, и танец продолжается (и не кончается объятие)... Так явно представляя это, я очень рискую далеко зайти... сие далеко идущий умысел – предупредить Вашу же туфельку. Описание танца отправляется вдогонку на открытке и не смейте упрекать меня в бесстыжести, это черта Поэта... Поищите в себе н е ч т о такое и поймете, какая чудная свободная черта, объясняющая многое... И не примите за вздор ошалевшего от службы, сосланного на Кавказ, сие обдуманное.
Я прерываюсь на самом интересном месте, сгорая от нетерпения продолжить...
Целую Вас (в ночной темноте)
Ваш Виллиам
18.03.90
P.S. Спасибо за «Деву», печать нормальная.
P.P.S. И всё-таки не молчите…
***
Сударь...
Мраморной кошке были приятны восхваления, а дева оставалась недотрогой, довольно холодный образ не стоил благодарности пылкого поэта. Я искала это «нечто», но наткнулась на мысль о разводе. Считайте себя виновником торжества.
Интересно, имея широкий круг общих знакомых, не припомните ли господина N.? Он обычно негодовал от одного Вашего витиеватого росчерка на конверте. А я в отместку обзавелась тонким пером и антикварной чернильницей, но мой почерк ужасен до слёз друзей, читавших рукописи... Может быть, поэтому я не отвечала на письма и сейчас строчу на машинке.
Вы можете решить, что я сожалею или сокрушаюсь о несодеянном.
«О, не верьте девам беспечным», – бормотал сумасшедший скульптор во сне (помните сюжет?)...
Вы понимаете меня? Неизбежно растущее расстояние меж нами зияет преступно манящей западней, и дай нам Бог не осознавать своего одиночества при отсутствии уединения (необходимое условие для пишущих). Я могу и буду менять свои союзы до конца дней, но с Вами так поступить не смогу.
Нельзя!
Умоляю! Забудьте роскошь моих волос, рассыпавшихся в лицо, когда Вы подавали мне шубу после спектакля (даже металлические заколки не выдержали напора!). Вы так долго их искали, предварительно ловко удержав их на вороте и наслаждаясь мнимым поиском (а я так долго помню это).
Вы желали обмануть зеркала?
Получилось так, а не иначе. Мне пришло на ум поблагодарить сегодня за чудесную программу питерского пребывания, что сложилась так нежданно...
***
Мадам...
Как ни странно, но здесь только три дня весны. Ветерки легкомысленны, впору сочинять романсы или посвящения в альбомы и перелетать с бала на бал... Меня здесь почти уже нет. Магический поезд пожирает пространство, и я тешу себя надеждой, что наша встреча будет случайной...
Мадам, постарайтесь, чтобы в день (вечер?) нашей встречи в Москве шел дождь. А вечер (ночь?) встречи в С-Пб. было ясно и безоблачно.
Мадам, я твердо настроился заехать к Вам, но, в крайнем случае, об этом сообщу по телефону (домашнему). Всё произойдет. Даже если мы не сумеем заранее распланировать.
Если небо будет ко мне благосклонно, я привезу новый свой опус «Шансон», если не успею дописать, то...
Целую Вас, Виллиам
31 марта 1990г.
***
Друг мой,
«Песнь любви» – чудесный подарок, и какая жалость, что архив не со мной. Перечитывая, я беспечно оформляла развод, но Вы снова были в ссылке, а жаль. Полагаю, вы были знакомы в прежней жизни, до меня. Я отвлекаюсь, а времени не так много. С ближайшей оказией переправлю тексты писем в Союз... Никак не привыкну, что это бывший Союз теперь. Всё-таки, я архивариус, не могу смириться с тем, что твои письма могут затеряться. Ты был как-то странно удивлен-обрадован, что никто прежде так не относился к твоим текстам.
Твоим?!
Они написаны мне, я лишь возвращаю тебе твой экземпляр, оставляя оригинал себе. Такая вот головоломка.
Кто автор?
Кто суфлёр?
Мы сочиняем сказку, чтобы не сойти с ума?
Ностальгия – жестокая и необъяснимая тоска.
Мадам Лючия де Ламмермур