Глава 3. Нью-Йорк
Нью-Йорк, в отеле
16-ое июня 1993 года
Приветствую Вас, сударь, из новых мест обитания. Ваш давний должник и адресат просит принять предложение о возобновлении переписки. Указанную дату прошу считать началом романа. Эпистолярный жанр мне неведом, но я рискну Вашим доверием к моему сомнительному таланту. Обилие впечатлений не поможет разобрать обилие писем Ваших, меня постоянно увлекают в противоположное направление – галопом в чуждую реальность, но я обязательно сдержу своё слово. Я пунктуальна до отвращения.
17-ое июня 1993 года
Пожелайте мне спокойной ночи, сударь...
Огни неоновой рекламы пробьют узоры на шторах, пробив стекло... захудалая гостиница. И вновь задумчивая бессонница блуждает неземным светом отвергнутой печали. То синь, то всплеск и вновь темно, на миг малое затмение, укоряющее меня. Но в чём?!
Каюсь, каюсь, но я не решаюсь тревожить отболевших грёз – Ваших писем. Конечно, я сожалею, что не вернулась к телефону, что-то важное Вы хотели сказать. Сейчас я это чувствую. О чём Вы так долго расспрашивали мужа? Вряд ли я могла успокоить Вас. Это давно запланированный отъезд. Единственное, что он сказал мне: «О, Господи, сколько ж ты горя приносишь всем... и вот ему, а за что, спрашивается?»
Друг мой, я не верю, что Вы пожаловались сопернику. Ведь я не была для Вас наказанием? До Вас я была никем, стала архивариусом Ваших текстов, как мы и условились при знакомстве. Телефону я доверяю больше, чем своему почерку. Возможно, Вас измучил за эти три года моей безответности летучий образ моей «Девы», показавшейся живой птицей, вдохновляющей в ночной прохладе иллюзий...
– Смотрю и не пойму, – откуда там может взяться небо? Оказывается, может... Небо чужое.
– Супруга у вас шутница. Очаровательно-ачаравательно, – добавил кто-то после странной паузы...
Это немыслимое вторжение обрывает нашу беседу, которую я собиралась записать для Вас после обязательного ужина. Супруг сдержанно поблагодарил за комплимент, и мы, сохраняя приличия, удалились... Разве можно на меня серчать?! Скажите на милость! Вы никогда бы не назвали меня «дурой», ни во сне, ни наяву, ни на страницах жёлтой прессы. Сударь, Вы единственный, настроения мне не испортивший.
– Не печалуйся, душа моя, – Ваше обращение кто-то рядом произносит вслух.
Увы, друг мой, увы... я никак не привыкну, что я снова в браке – интеллектуальном браке ради бегства из бардака бывшего СССР. Таковы мои дела здесь.
21-ое июня 1993 года
Меняются речи, очертания крыш сменяет их отсутствие. Города мелькают стремительно, словно в горячке, и тишайшие загородные пробелы дарят отдых на чьих-то виллах. Знаете, мне не на что пожаловаться, пользуясь неслыханной защитой. Я вижу свой дом, лица, вдохновенный Санкт-Петербург, а что там творится за моей круговой обороной – смутные тени промелькнувшие – меня не трогает. Муж как-то наедине заметил, что я сознательно въезжаю в депрессию... Отнюдь нет, милый, это нормальная ностальгия, в меру меланхоличная, не более. Жизнь удивительна тем, что она не кончается, что бы мы ни делали. Всё чудненько, не сомневайтесь и пишите!
P.S. Адрес старый, пока сын живёт там. Он владеет информацией, созвонитесь с ним.
P.P.S. Меня погубила престижная работа, денежная... Я не стала счастливей, чем в то промозглое ледяное утро – конец ночи, на кухне без света. В ожидании закипающего чайника я сидела на столе и болтала ногами. Беспечнейшее время, а хлеба не было. Зачем-то Вы просили идти меня вперёд по коридору, вероятно, чтобы открыть нужную дверь, ориентируясь на слух по гомону. Метаморфозы обычны для Питера. Я всегда чувствовала несуществующий чёрный кабинет в этом лабиринте, Вы увидели во мне неземное существо, а войдя в свет, я превращалась в даму из пьесы, а Вы в Автора.