Глава 3. Парк живых и мертвых
На следующий день старички-хозяева нас повели осмотреть парк живых и мертвых, старожилы приходили сюда помянуть своих... Липовые аллеи – характерная черта этого города, и запах незабываемый цветущей липы за каменной оградой с чугунными решетками. Высокая арка главного входа с билетными кассами в летний кинотеатр и на качели-карусели, за молчаливыми аллеями была танцплощадка по субботам, за сеткой мальчишки играли в футбол.
Старики вдруг погрустнели, нехотя встали со скамеечек, повели нас по делу на соседнюю улицу Черкасскую, перегороженную конторой электросети и фабрикой «пианинкой». Почему так называли белокаменный барак, перекрывший три улочки, где просто клеили гитары из фанеры, никто не знал в детстве. Они показали частный сектор на зеленой улочке в десяток домов, с другой стороны тоже перекрытой заводом фруктовых вод.
«Здесь нет сквозного движения, что безопасно для детей», – посоветовали они родителям. Там продавался дом, пусть не целый дом, а только его передняя часть, но с двориком и садом. А целых пятистенок уже не найти, все как-то поделены. Разумеется, нет смысла покупать гнилой приделок, дети растут, а с ними и проблемы вырастут.
Мама послушно кивала, оглядываясь вокруг. Узкие утоптанные тротуары вдоль домов, каждый газон, вернее, цветник в обрамлении всё тех же «чайных» пушистых кустов, и только потом узкая дорога в липовой арке, так что домов напротив и не увидишь.
Красиво. Нигде ни соринки, всё цветет и радует глаз.
Старики успокоили ее, что нам, русским, наследница, знакомая учительница на пенсии, не откажет в продаже. Оказывается, коренные жители очень щепетильно выбирали соседей и не любили цыган-армян-грузин, всех тех, которых мы позже увидим на рынке. Базар «Барашек» находился через дорогу, и там обязательно обманут или украдут. Тут все выразительно посмотрели на меня.
С тех пор мама постоянно пугала меня тем, что меня могут украсть цыгане, что красивые девочки родятся редко, стоят дорого. Брат возмущался, что такую вредную, страшную и черную сестренку задаром не возьмут. Я обиделась в ответ, мне никогда не говорили, что я красивая, и, глядя в зеркало, я придиралась к чуть вздернутому носу, пухлой нижней губе, привычке морщить лоб, как мама, длинной шее, костлявой фигуре. Я не поверила, что меня можно украсть, и подумала, что дорого обхожусь маме. Нравоучения приняла как упрек, что у меня никогда не остается сдачи. Но так само получалось, точно так же, как у мамы, только она тратила деньги на всякую ерунду, чем, конечно, злила папу.
Через две недели мы переехали. Мы понравились хозяйке, ее вполне устроил задаток в тысячу рублей. Нам предстояло найти еще пару тысяч рублей, при этом она нам уступила пятьсот, хотя могла продать дом почти в центре города в два раза дороже и без рассрочки, но у нее были принципы. Ее не смутила даже наша украинская фамилия, все мы по паспорту не пойми кто, но Ивановы-Петровы, и об этом не стоило говорить.
Решение о покупке должен был принимать, конечно, хозяин. А папа просто спросил меня, что мне здесь нравится. Мне нравилась изразцовая печка, двустворчатые белые двери в каждую комнату, окна на все три стороны, яблони, кусты малины, сирень, цветы, даже столетние дед с бабкой за стеной, у них окна выходили на задний двор, крыльцо было отгорожено вьющимися по решетке цветами. Мы с братом сразу выбрали себе большую комнату, родители только посмеялись нашему простодушию.
Переехали – громко сказано. Мы вошли с чемоданом в пустой дом, контейнер прибыл позже. В теплых сенях нам хозяева оставили керогаз, в квартире он не был нужен. Вода была в летнем водопроводе. Мы расположились перекусить, расстелив газетку на чемодане. Черный, белый хлеб, по бутылке молока на каждого. И вдруг входит посторонний человек, с изумлением смотрит на нашу счастливую нищету. Папа, оказывается, нашел автомобильные права, пока мужчина получил письмо, нашел нас по адресу, уже были готовы новые, но в благодарность оставил трешку, обидев папу, который переживал за человека от чистого сердца, не за мзду.
Мы с мамой блаженно глазели в сад, сидя на ступеньках крыльца, а папа с братом на лавочке, рассуждая и оценивая высоту крыши, сруба на глаз. Они уже задумали обустройство дома на свой лад. Папа достал из кармана складной метр, брат начал измерение. Если продолжить скат крыши, то потолки в пристройке будут не очень высоки, но если пустить окна во всю стену, то света будет хватать.
Мы не спорили, это мужское дело.
К нам пришла шестнадцатилетняя Шурочка – внучка настоящей столетней хозяйки, которую забрали жить в квартиру, а учительница прислала дочку, чтобы она представила нас всем соседям, познакомила с детьми на улице. Она полюбопытствовала, как нам варенье из китайки, оно стояло в стеклянной пятидесятилитровой бутыли с широким горлом, пояснила, что доставать надо сухим специальным половником с длинным черенком, оглядевшись, она поняла, что половник мама тоже увезла, но не смутилась, обещав исправить. Она похвалилась, что сама собирала мелкие яблочки, сама варила его. Яблочки-китайки по размеру как вишня на вкус медовые и прозрачно-розовые.
Действительно вкусно.
Урожай на грядках тоже доставался нам, земляника, крыжовник, огурцы. А помидоры потом дозревали на полатях, так их хватило до нового года.
Несомненно, подобное доброжелательное беспокойство о приезжих скитальцах растопило нашу настороженность, так начиналось настоящее счастливое детство. Чувство – мы среди своих – непередаваемое. Кто не знал чужбины, никогда не оценит тепло родного дома.