Глина и камни краснели под палящим полукругом солнца. Уже наполовину скрывшееся за горизонт, оно всё ещё подпитывало разогретое и дышащее жаром плато. Земля изнывала. Тут и там лежали кости и черепа разной величины. И только редкие порывы ветра сдували с них пыль и закручивали в грязевом вихре. Эта пыль уже давно не содержала радиоактивных примесей. До того давно, что планета выходила новые виды животных, и они расползались в поисках территорий, пригодных для жизни. Иные, так и не найдя воды и пищи, оказывались здесь. Ночь облегчала их страдания. Однако к восходу солнца они, как правило, испускали дух. И истлевали, пополняя мёртвое поле новыми костяными всходами.
То были ещё глупые животные. И разум их не имел воли к познанию. Они просто брели, пока без сил не падали умирать. Но были и другие. Природа наделила их не только близкой к человеку внешностью, но и вложила в ум некоторую степень его пытливости. Приматы давно заприметили безжизненную равнину. Она притягивала любопытство самых молодых из них. И чем сильнее вожак стаи колотил тех, кого видели ступившим за границу мёртвого поля, тем сильнее разгорался интерес. С большим удивлением они смотрели, как провинившийся юнец кричит и корчит гримасы от боли. Конечно кроме тех случаев, когда это были ненавистные им сородичи. Один из них безуспешно попытался свергнуть ещё не состарившегося вожака. Затея провалилась. Теперь его изгнанная тушка волочится где-то там, жадно хватая воздух иссохшим полу человечьим ртом. И он всё дальше и дальше от мира приматов, и всё ближе к роду костяных растений.
Вот они — белесые и отполированные ветром— стоят, как живые. Мёртвые уже темнеют, ломаются, крошатся. Он ухватился за живое. Ему повезло. Это были рёбра буйвола или другого крупного животного. Рядом как часть цельного пейзажа лежал продолговатый череп с глубокими глазницами и двумя тупыми рогами. Внутри что-то копошилось. Он упал на колени и быстро-быстро подполз, засунув мохнатую кисть внутрь. Затем так же быстро, нервно он отправил три пальца в рот. Потом ещё раз и ещё. И делал это до тех пор, пока череп внутри полностью не избавился от остатка гнилости мозгов и нескольких жирных личинок. Спустя всего несколько секунд его вырвало. Голова закружилась. Он упал на четвереньки и от напряжения выгнулся. Внутренности выворачивало. От боли кисти вдавливались в землю всё сильней. Сухой и сдавленный рёв вырвался изо рта. Это был рёв отчаяния и сожаления.
Внезапно земля под лапами хрустнула, как корка засохшего хлеба. Сначала кисти, затем голова, а за ними и всё тело провалилось и оказалось на чём-то твёрдом и холодном. Внутренности подземного склепа освежали. Металл пола и часть открывшейся стены блестели под остатками уходящего солнца. Он попытался облокотиться об единственный выступ, но лапа соскользнула с гладкого края, и голова с ускорением коснулась металла. Примат взвыл от боли. Выступ задребезжал и зажёгся. Белый свет заполнил пространство. Но уже через мгновение затих и только подсвечивал прямоугольный выступ. Чёрная грудная клетка этого ожившего монолитного монстра со скрипом раскрылась. Один металл громко ударил о другой. Внутренности монстра зашипели. Повалил пар. Испугавшись, примат из последних сил вскочил на задние лапы и единственным прыжком попытался выскочить наружу. Но только снова причинил себе боль и больше не пытался встать. Он просто лежал на спине, уперев затылок о стену, и всматривался в прохладный и пушистый пар. Где-то в глубине него загорелись красным две точки. Они приблизились и шевелились то вниз, то вверх, как будто примата осматривал хищник и решал откуда ему начать поглощать свою жертву. Из пара послышался незнакомый трубный звук.