Джорджио Кромони происходил не из бедной семьи. Окончил престижную школу в Генуе и в возрасте семнадцати лет решил поступить в семинарию. Через пять лет Джорджио был рукоположен в соборе Святых Апостолов. У его родителей были деньги, но молодой священник знал, к чему нужно стремиться в этом мире — к власти. И Джорджио знал, что выбрал правильный путь. Он много учился и получил степень магистра богословия, а к двадцати восьми годам уже стал доктором канонического права.
Кромони стремился в Ватикан, поэтому оставив свой приход, где он был викарием, поехал в Рим, чтобы поступить в Папскую духовную академию. После её окончания Джорджио получил должность в отделе Государственного секретариата. Там он познакомился с одним известным римским судьёй, который пригласил его в масонский клуб. Кромони было тридцать четыре, когда он с удовольствием присоединился к масонству и получил кодовое имя Кродж. Этот мир заворожил молодого священника, и он с удивлением обнаружил, что в Римской масонской ложе уже состояли более ста двадцати священнослужителей, среди которых было несколько представителей и служащих Ватикана.
Эти важные знакомства помогли Кромони начать стремительную карьеру. Он получил епископа, а вскоре архиепископа, и в мечтах о кардинальской мантии продолжал завязывать интересные и опасные дружеские отношения с сильными мира сего. Джорджио подружился с одним американским бизнесменом из Чикаго, Робертом Гамильтоном, который вскоре стал министром финансов в администрации президента. Бизнесмен частенько наведывался в Рим, поговаривали, что он был как-то связан с итальянской мафией.
Кардинальскую мантию Джорджио Кромони примерил, когда ему было всего сорок шесть лет, незадолго до назначения нунцием в посольство Ватикана в Чикаго. Его друг-бизнесмен к тому времени уже переехал в Вашингтон, оставив кардиналу в услужение своего протеже, Микеле Нарди, находящегося под следствием по делу об отмывании денег от незаконного оборота наркотиков. Новоиспечённый кардинал-нунций быстро взял под свою защиту молодого итальянского мафиози.
Вскоре после назначения Кромони нунцием Чикаго в банк Ватикана стали поступать крупные суммы денег, отмываемых Чикагской мафией. Отдел по борьбе с организованной преступностью не находил себе места, последовало несколько арестов, но всех оправдывали за отсутствием состава преступления, как только на следствии упоминалось имя Его Высокопреосвященства. Будучи нунцием и имея дипломатический паспорт Ватикана, Кродж был неприкосновенен.
Наказанием за принадлежность к масонской ложе всегда было отлучение от церкви. Это, конечно же, не входило в планы Кроджа. Для кардинала Кромони были важны как привилегии нунция, так и деньги не чистых на руку безнесменов. Джорджио было недостаточно того дома, который ему предоставило посольство, и он построил себе виллу на берегу озера Мичиган. Но так как к масонам принадлежала добрая половина Ватикана, запрещение это было только на бумаге.
Ставить в известность нунция Кромони обо всём, что происходит в Чикаго, входило в обязанности Микеле Нарди, который мотался из Америки в Италию и обратно и был в курсе всех дел как итальянской мафии, так и чикагского масонства. О том, что некий молодой учёный Альберт Андреас рыскал по Чикаго в поисках кого-либо, кто бы профинансировал его изобретение и помог найти ему применение, Нарди доложил Кромони однажды вечером, когда они сидели за аперитивом с Робертом Гамильтоном на вилле кардинала.
— Так что ты говоришь, Микеле, изобрёл этот… как его… Андреас? — Кромони был одет в домашний халат от Версаче и прихлёбывал Джек Дэниелс из широкого округлого стакана.
— Говорят, у него есть какой-то чип, который он засовывает прямо в мозги, и тогда человек может знать всё, — Нарди был не очень образованным, но очень исполнительным и осторожным. Он только что вернулся из Рима, где с виртуозной секретностью передал чемоданчик с деньгами прямо директору банка Ватикана. Деньги были получены за продажу крупной партии наркотиков, а уж как их отмыть, позаботятся в Ватикане. Обычно они проворачивали это так: небольшую сумму посылали в страны третьего мира в качестве благотворительности, в документах же значилась сумма в долларах с пятью нулями, которые потом превращались в евро, и дальнейшая их судьба никому не была не известна.
Роберт Гамильтон счёл необходимым объяснить кардиналу: — Ваше Высокопреосвященство, это микрочип с программой, которая может дать любые знания любому человеку, пожелавшему ею воспользоваться.
— В каком смысле любые знания любому человеку? — кардинал поставил стакан на столик в стиле барокко.
— В прямом, Ваше Высокопреосвященство. Любые знания любому человеку.
— И это правда? Его программа действительно на это способна?
— Всё, что нам известно, это только то, что Андреас не мог добиться финансирования до тех пор, пока его не пригласил Уолтер Брукс из Cyber Mind и не приказал ему вылечить его детей.
Кродж задумался. Эта новость ему совсем не понравилась. Что это значит — знать всё? Одно дело, если какой-нибудь неуч, вроде Нарди, вдруг научится умножать в уме шестизначные числа. Но совсем другое дело, если кто-то будет знать всё про него, кардинала Джорджио Кромони. Надо разузнать всё получше про этого Андреаса. Тогда ему пришло в голову пригласить к себе на виллу молодого учёного и познакомиться с ним поближе.
* * *
Когда Андреас ушёл, а за окнами завыл мотор отъездающей машины, кардинал и Роберт Гамильтон продолжили беседовать, недогадываясь, что Андреас мог услышать их.
— С него глаз нельзя спускать, Роберт. Любым способом не допусти, чтобы он испытывал на детях Брукса своё изобретение.
— Вчера у Брукса пропал сын.
— Как это пропал? — Кромони заинтересовано взглянул на Гамильтона.
— Они поругались как раз в то время, когда там был Андреас. Стивен Брукс выбежал, хлопнув дверью, с тех пор его никто не видел.
— Час от часу не легче. — вздохнул кардинал. — Его нужно найти прежде, чем его найдёт отец и передаст в руки Андреасу.
— Я сделаю всё, что в моих силах, Ваше Высокопреосвященство.
— И за дочкой следите.
— О ней можете не беспокоиться. Она никуда не выходит. Достаточно будет не подпустить к ней Андреаса.
— Хорошо, Роберт. Информируй меня о каждом его шаге. Налей-ка мне ещё виски, дружище.