По внутренней связи позвонил главный.
- Машенька, сейчас к тебе наш коллега зайдет по поводу Карамышевой, много у тебя народу?
Маруся перебрала папки на столе, ответила.
- Еще на час работы, пусть заходит без очереди.
- Ну, нет, Машенька, мы погуляем часок, потом он тебя отвезет домой пораньше, он на машине.
- Я и сама доеду, зачем такой подхалимаж?
- Машенька, так он с гостинцами. Грибочки белые помнишь на банкете, так это его работа, затаришь холодильник на год, не спорь со старшими.
- Как скажете…
Но главный врач уже положил трубку. Евгения рассеяно ждала, вперив туманный взгляд в окно. На ветке сосны сидела белочка и старательно что-то грызла.
- Вот, Евгения, лист назначений, вы плотно позавтракали? Я вам никотинку добавила, «горячий» укольчик в жар бросает, пол часика надо будет полежать и не пугаться приливов. Вы помните, что ромерон не надо принимать в той дозе, что я выписала. Он дорогой и даже по рецепту вы не сможете его купить, поэтому копите излишки на долечивание. Собираете? Покажите, сколько? Это хороший антидепрессант, только четвертинку от торпеды принимайте в обед.
- Мне кажется, что я растолстела.
- Да, от наших таблеток поправляются, месяца через три сбросите лишнее. Поэтому не экспериментируйте с дозами, ну и не болтайте об этом. Можете идти, я допишу и сама вызову следующего.
Маруся посмотрела в окно, хроменький старичок переминался с ноги на ногу, опираясь на палочку, завел разговор с больными, сидящими на скамейке. Его принимали за такого же пациента, как и они, и доверительно делились всеми впечатлениями от клиники, не зная, что это и есть главврач. «Не волнуйтесь, всех вылечат», - говорил он на прощание. Рядом с ним шел высокий стройный мужчина в джинсах и «гавайской», некогда очень модной рубахе. Круг по аллеям парка займет около часа. Вновь заглянула уже красная лицом Евгения, спросила о том, выпустят ли ее?
- Ступайте, вам надобно полежать, а прогулки после тихого часа и после ужина.
- А меня выпустят? – Меланхолично повторила она.
- Разумеется, только всегда предупреждайте на посту, где вы гулять будете.
- Я не о том, доктор. Меня из клиники выпустят?
- Конечно, стандартный курс лечения двадцать один день, максимум недельку врач может добавить. И все. Здесь у нас очередь на поступление. А вы что подумали? Что-нибудь нехорошее? Не волнуйтесь, вас вылечат, и поедете домой. Пригласите следующего.
- Спасибо, доктор, сказала она уже за дверью.
Маруся открыла историю болезни, осмотрела вошедшую пациентку. Прием сегодня был спокойный без новеньких истеричек. Как по расписанию постучался и вошел приятель главврача, первый мужчина с фотографии Евгении Карамышевой. Пассионарная личность, она правильно его определила с первого взгляда. Оживленная беседа о судьбе протеже объяснила, почему вдруг взяли на лечение человека из области. Они учились вместе с главным. Он напомнил, что она может пораньше уйти сегодня, главврач отпустил. Очень живой одухотворенный взгляд мужчины располагал к неофициальной беседе с «родственником». Она быстро собралась, внизу стояла старенькая белая «Волга» - «медпомощь». Он показал пару ящиков с трехлитровыми банками в салоне, вынуждая ее пригласить его домой. Сын был на работе, и причины отказываться от даров природы не было. Они поехали, благо у Маруси скопилось множество стеклотары, цены которой в деревне не было. Закрутки, соленья, варенья.
Они долго перетаскивали запасы, действительно на год. Потом она собирала по углам пустые банки, что очень порадовало балагура. Он вернулся, помыть руки после загрузки ящиков в машину, попросил чаю. Ощущение было, что они все еще не договорили о чем-то важном. Человек был крайне интересен, давно Марусе не встречались такие персонажи. Она предложила ему пообедать, он искренне удивился, что такая красивая женщина, еще и готовить умеет, пристально заглянул в глаза, посмотрел на часы и согласился.
- Сегодня праздник, могу и задержаться, - сообщил он. – Церковный праздник в деревне, завтра все помирать будут, начнутся обострения у хроников. Я знаю, что вы думаете обо мне. «Как он мог?!» Но когда расходятся двое, то всегда виноваты трое или четверо. Я ведь с нею записывался в сельсовете, только свадьбу не играли. Некогда. Учиться она не хотела, а то бы хоть сестричкой могла работать в больнице. По распределению-то никто же не оставался, только я. И потом, какой я мужик в деревне?! Я доктор – хирург. Всех не только снаружи, но и изнутри видел, всех резал. Никого в областную не отправлял, а тут уж не мой профиль, извините. У Евгении мужское засилье в доме, она батрачила на всех, а у меня бабье царство: бабуля, мать, сестры. Если что починить-вскопать в хозяйстве, так мне больные не отказывали, папаше ее несподручно это, ему рабсила была нужна, а не такой зять. Я всю жизнь в террариуме работаю, знаю стереотип бабьего мышления. «Все мужики козлы, хоть и не уроды». Лишь бы оскорбить, а как дальше жить с этим, не заморачиваются. Так и получается, что я ей «жизнь сломал».
- Да уж… - потянула Маруся, - я именно так и поняла ее. Она нормальная вполне, даже есть чем заняться для души, стихи вполне сносные, если учитывать, что вряд ли она много читала в жизни. Лексика народная, даже забавно, что я некоторых слов просто не слышала никогда. Не волнуйтесь, вылечим.
Альберт рассмеялся на последнюю фразу. Она положила котлеты с картошкой, заправила грибочков лучком и маслом.
- Хороша закуска, я бы даже выпила.
- Так выпейте, Маруся, я-то за рулем, воздержусь. А картошка у вас никуда не годится, там где-то мешочек был, я захватил, знаю, что в Москве не бывает съедобной.
Он отодвинул тарелку, пошуршал пакетами в коридоре, принес на кухню, быстренько намыл кастрюльку, поставил вариться в мундире. Маруся ничуть не удивилась, достала бутылку дареного коньяка, и вторую в благодарность за гостинцы, несколько коробок конфет упаковала Альберту с собой. Он не отказывался, все сгодится на дежурстве к чаю. Удивительно, что доктор не сокрушался об условиях работы в сельской больницы, но Маруся собрала и аптеку из собственных залежей на все случаи в жизни. Альберт пересматривал сроки годности и был очень обрадован.
- Ну, Ванька-то тоже меня снабдил, дружественный обмен, так сказать, - удовлетворенно заключил он. – Ну, будем здравы, не смущайтесь, я подниму чисто символически, - распорядился Альберт. – За нас, Машенька, за взаимовыручку врачей!
Он радостно улыбался, глядя как раскраснелась, ожила коллега.
- Ну, вот, Машенька, на человека стала похожа, а то смотрю такая ухоженная, зашоренная красотка мне встретилась.
- Да… - выдохнула Маруся, стряхнула напряжение, на душе стало светло и тепло телу. – Давненько я не прикладывалась, - рассмеялась она. – Если еще по одной, то сердечко зайдется у меня. Хватит, - остановила она руку Альберта.
- А что у нас с сердечком? – спросил доктор, - Есть у вас фонендоскоп? Я прослушаю, пока картошка сварится.
Маруся порылась в аптечном шкафу, нашла. Альберт аккуратно протер пыль, постучал, послушал.
- Раздевайтесь, Машенька, вроде рабочий. Вот так, повернитесь спиной. Ничего нового, возрастная аритмийка есть, конечно. Что-нибудь принимаете, я гляну, скорректирую. А тургор кожи у вас плотный, редко встречается, вы еще не на пенсии? А уменя уже был юбилей, да вы знаете, сколько Иванычу, как и мне. Полторы ставки тащите?
- Тащу, да, Альберт. А по вам не скажешь, что старик, очень молоды выглядите, хотя отдыхать-то нам, врачам, не приходится. А, давайте еще махну за лечение! – раздухарилась Маруся.
- Это можно, Машенька, разрешаю, - откликнулся коллега. – Надо полагать вы своими-то таблеточками увлекаетесь, а надо натуральное, природное лечение…
Он слил воду, откинул картошку, высыпал в глубокую тарелку. Он, вероятно, везде чувствовал себя, как дома.
- А запах! – Воскликнула Маруся.
- Вы вкуснее пахнете, - ответил Альберт, пристально глядя в глаза женщине. – Я по запаху знаю, что женщина хочет, уж извините, не стесняйтесь своих желаний. Дайте вашу, ручку, Машенька, пульс проверю.
С сияющим лицом он наклонился к часам, но Маруся ничуть не смутилась откровенности коллеги. Если еще и врачи будут стесняться, то что это будет. Она даже не заметила, как от запястья прикосновения шелковые рук перешли к шее, спине. Солоноватый затяжной поцелуй ей говорил о сильном желании Альберта. Все получилось естественно.
Альберт высвободил плечо из-под волос Маруси, присмотрелся в сумерках к часам.
- Ого! Шесть часов прокувыркались!
- Альберт, кофейку хочу…
- Я чайник поставлю, а ты мне кофейку свари, а себе зеленого чаю. Я собираться буду, ванную займу на десять минут.
Вопреки своему капризному нраву Маруся поднялась, блаженно потянулась от удовольствия, заварила себе чайку, а ему кофейку, они сели напротив и неотрывно долго смотрели в глаза друг другу.
- Не могу остаться, Машенька, - ответил он. – Сама знаешь в какой заднице сельская медицина. Послушай, я никогда таких идеальных параметров фигуры не видел в сочетании с умом и красотой. Так не бывает! Ты восхитительная женщина, Машенька! Я года три не кончал, а тут! Уже смирился, не тратил энергию понапрасну. Знаешь же, ходок я по бабам был. А тебя муж не ибёт, не может уже, поистаскался. Все как у всех. Проблема национального упадка в мегаполисе особо остро ощущается, поэтому и не завидую вам городским, только и счастья, что вода горячая, да унитаз работает.
- Так и есть, но работа держит, муж-то с дачи уезжать на зиму не спешит, отопление сделал. А я не могу, тяжело и аллергия на мошкару, слепней… Может быть, останешься все-таки на ночь, утром поедешь.
- Нет, милая, скоро пробки схлынут, поеду… Что я могу тебе предложить, кроме седин? Прости.
- Тебе идет седина, ты очень импозантен, а силища… не думала, что встречу этакую потенцию!
- Машенька, обычный я, нормальный, как и всем подобает быть. А с тобой всяк волосок дыбом у мужика. Да ты и сама знаешь эту особенность за собой. Расскажи о себе, как ты с этим справлялась. Мне все интересно. Как в Москву-то попала?
- Как водится у девушек, первая «несчастная» любовь, нетерпимость, максимализм, глупость, конечно. Муж, ребенок, шлейф коротких браков, эмиграция, смена профессии, возвращение к разбитому корыту. Все как у всех, ты верно подметил.
- Шальная ты девчонка, Машенька! Никого не любила.
- Разве не любила? Я и сейчас всех люблю и жалею, как больных. Я поздний ребенок, поздно проснулась. Когда страсть обожгла, меня заело, что тело может мною управлять, мне претило сие, как наркотическая зависимость. Профессиональное, пожалуй, мировосприятие... Для меня любовь мозгового свойства, если какой-то пунктик не совпадает с моими требованиями, то ни любви, ни ласки, ни замуж. Все мужья у меня были идеальными по моим представлениям, но все свергались с пьедестала. Вот последнего уже не добиваю. Умная женщина всегда жестокая. Очень сложно быть дурочкой, чтоб муж не злился. А это ведь неизбежно в отношениях, невозможно всегда быть на высоте при нашей-то нестабильности в эпоху крушений.
- Да, невозможно, человек мелок и слаб. Это правда, я всегда любил дурочек от природы. Был уверен, что бабы глупы по определению, поэтому ничего с них не требовал, а давал, сколько мог давать. Им всегда было мало.
- Как мне сейчас? Веришь, расставаться не хочется, поехала бы с тобой на край света.
- Мой край света в деревне, я же без подмены работаю. Просто больше некому. Живых людей не бросишь по стандартам минздрава. Ты как, следуешь указаниям или корректируешь. Я тоже тебя люблю, как в юности, с первого взгляда.
Маруся смутилась, поправила распахнутый халатик на плече, даже покраснела.
- Двойные истории веду, Альбертик, разумеется, для проверок и для себя. Я по старинке человека врачую, а не болезнь.
- Я не сомневался, что ты умничка, Машенька. А у меня карточки полупустые, лекарств нет совсем, все на словах. Иваныч жалился, что скоро задвинут всех с руководящих должностей, не боишься, что и тебя подсидят?
- Альберт, конечно, подсидят, не сомневаюсь ничуть.
- А мне-то все равно дальше некуда падать, полный край, спасайся сам, как получится. При существующем положении вещей в мире, ничего нельзя обещать наверняка, а надо жить – катиться по скользкой проторенной дорожке, делать то, что нужно, что умеешь, и радоваться, радоваться жизни. Ты для меня нежданный негаданный подарок. А эта матрона Судьба ох, как скупа на подарки. Да, пожалуй, останусь, в три ночи пустая дорога будет, успею даже отдохнуть.
- А я не буду приставать, выспишься здесь и поедешь спокойно.
- Машенька, я не жду от тебя спокойствия, что будет, все наше короткое счастье. Я ведь старик, милая, а тебе еще жить да жить.
Пискнула смс-ка от сына, что увяз с ремонтом, чтобы не ждала сегодня.
- Вот как нам судьба благоволит, сын ночевать не будет.
- А сколько ему, что с тобой живет?
- Сколько-нисколько, а полтора года судился-разводился, так тесть с тещей разбомбили квартиру до нерабочего состояния, даже не поленились в потолочном стакане проводку под корень обрезать, не говоря уж о раковине и унитазе разбитом. Знать, наладил свет, возиться может теперь. Все равно решил сдавать, уже не хочет жить у себя. Так что я не страдаю одиночеством, как можно было подумать.
- Я ничего плохого о тебе и не смогу подумать, иди ко мне, я поцелую, я уже соскучился.
- Одним словом, у всех все по-разному, но все, как у всех неблагополучно… А мы такие счастливые сумасшедшие…
Маруся рано проснулась, с улыбкой потянулась, вспомнив сон или явь. Альберт прикрыл дверь, кошки сильно скреблись к хозяйке и разбудили. Она прошлась по словно бы опустевшей комнате, выглянула с балкона, машины медпомощи не оказалось внизу. Уехал… Она покормила кошек, прибралась. Сегодня суббота, а он работает, а она и завтра свободна. Щелкнул замок, вошел помятый сын с брызгами побелки на волосах, обрадовался готовой чашке кофе. Она заварила еще, поставила овсяную кашку, как доктор прописал. Сын собирался отсыпаться в выходные, она спросила о ключах от машины, чтобы прокатиться на дачу.