На Дорогомиловке удалось припарковаться у хозяйственного магазина, прямо перед синим Форд-Эскортом с открытым верхом. Номер он заметил поздно. Спортивный молодой человек ловко впрыгнул в машину и отъехал. Это были ее номера! Он тут же забыл о том, что он собирался купить для дачи. Устало сложил руки на руль, уткнувшись потным горящим лбом на кисти, закрыл глаза, представляя ее. Случайная встреча. ДТП. Флирт назло. Кому? Любовнику? Слишком невзрачен для ресторана в доме журналистов. Этот малый больше годится в любовники. Отчего не она за рулем? И где ее искать? В боковом зеркальце маячила фигурка в ярко-желтом, барышня безуспешно ловила такси. Она пятилась по ходу движения, не отступая. Но Сан-Санычу было не до девочек. Жалко времени. Жаркая полдневная Москва душила, изматывала за день, нагоняя тоску.
- Возраст, – ядовито и ласково уточняли бывшие жены, оставшиеся ни с чем.
Дети выросли, приезжали сами, без спроса. Грезы об утраченной власти, мучили обеих дурех.
- Сорок три – еще не возраст. Золотая осень, бабье лето. Жизнь только начинается. Самая работа. Дети скоро встанут на ноги, старики в порядке. Когда еще-то жить?
Желтая дамочка меланхолично заглянула в окно, он нарочито отвернулся.
- Свободен, шеф?
Она замаячила, голосуя перед капотом. Он следил за ревущими потоками и не хотел пошевелиться, чтобы закурить.
- Больше не могу, – хлопнула дверца.
Ноги вытянулись красиво. Он потянулся к сигаретам и наткнулся на ее руку. Наглая барышня. Он взглянул искоса и остолбенел. Она! Маруся уже осторожно вытянула сигарету из его пачки. Изумление окутало их плотным дымом. Она! И она его не забыла.
- Это я! Это я, слышишь?! – Кричала душа.
- Я знаю, - отвечали глаза. – Да, я знаю тебя.
Он отбросил сигарету в окно, обхватил ее голову руками, целовал исступленно и долго, лишь бы не услышать возражений и ледяного тона незнакомки. Впрочем, он и не мог ни о чем думать, охваченный страстью. Ее напряжение растаяло и, наконец-то, губы послушно открылись затяжному поцелую, неутолимой жажде заждавшегося странника. Жезл постового не один раз коснулся его плеча. Левой рукой Сан-Саныч подал свои права, правой не отпуская ее гриву. Но потребовались и ее документы. Он передал, стараясь не оторвать взгляда от ее затуманившихся глаз.
- Пани Драмилесская?
Все-таки она провела, обманула его. Никакая она не Маруся. Ее загранпаспорт и свои права он убрал привычно на место.
- Это моя жена, – пояснил он внезапно …
Она кивнула, сделала успокаивающий жест постовому, оставшемуся в полном недоумении. Она была очень яркой дамой, и он наблюдал за ней, за ними. Сан-Саныч боялся слов, странной привычки исчезать внезапно. Целуя, он рассматривал ее черты в полуденном свете, перебирал каштановые волны. Парил. Наслаждался. Просто сошел с ума. Москва способна на любые непредсказуемые сюрпризы. Об этом надо помнить всегда, даже в толчее машин, людей, в угаре. Она поняла его страх, чуть улыбнулась его щенячьей радости, а ведь другой и не бывает. Бывает, но не столь искренней, детской.
- Псих… – напомнила она, – я слишком устала. Поехали.
Она откинулась на спинку, закурила уже неторопливо. Он тронулся, махнул по Рублевке, на волю. Бог нелепого везенья сегодня благоволил к нему. В затоне никого не было. Ни души. Маруся уснула, а он не стал ее будить. Распрягся и к воде. Растираясь полотенцем, он шел не подумав ни о чем. Голый и глупый он напугал ее брызгами с мокрых волос. Его непристойному виду она изумилась ничуть не меньше, чем встрече.
- Отпусти, – осторожно сказала она.
Он, кивая, обнимал ее колени, сидя перед ней на корточках, продолжая разглядывать, примерять ее ступню к своей ладони. Он молчал, зацеловывал ее возражения, продолжая раздевать ее. Дорогое, но строгое черное белье остановило его вольности. Ну, конечно, ей душно и тошно в машине. Он нес ее на руках, поскользнулся на спуске, и они рухнули в воду. Он не мог знать, умеет ли она плавать. Маруся блаженно растянулась на спине, запрокинув львиную гриву.
- Псих. Чуть не утопил.
- Пани, разве вас утопишь, при всем желании?
- Я всегда опасалась своих пациентов и была права.
Глаза были прикрыты, но она следила за ним. Конечно же… Он мог и напугал ее. Дурень. Он осведомился на «вы», хорошо ли ей и сообщил, что принесет полотенце. Он поспешно удалился, чтобы дать ей время успокоиться. Сан-Саныч задумался, но ненадолго. Он услышал голоса. Вернулся к ней. На том берегу стайка молодых решила купаться голышом. Хорошее местечко. Укромное. Маруся ничуть не уступает девушкам. Изящна, мудра. Неотразима. И знает об этом. Но сегодня. Что случилось сегодня, если были нарушены элементарные правила безопасности? Велико было искушение заглянуть в ее документы, проверить штампы. Врожденная порядочность, в которой она ему сейчас отказала. И была права. Он никогда так не вел себя с женщиной. Но то с женщиной! А Марушка-Маруся?! Исчезающий вид. Нераскрытая тайна. Почему «псих» так легко срывается с ее языка?
- Милостивая пани, я вам напомню одну истину. Знаете, что не прощается женщине, равно как и нации?
Он ждал ее на берегу. Он был уже в плавках, но смеха ради подвязался полотенцем. Она распустила замысловатую прическу и растопыренными пальцами разбирала спиральки локонов на долгие пряди. В воде волосы легко распутываются. Он ждал, с удовольствием наблюдая ее неспешные движения. В ней – сегодня – отсутствовала резкость. Ей безразлично его любование. Сан-Саныч знал это кокетство. Она привыкла к восхищению и, опасаясь последствий, тянет время. Красота – опасный дар. Опасный, для носителя сего дара. Лучше не прибегать к дальнейшим поползновениям. Она осторожно выходила из воды, оставляя расплывшиеся водоросли волос за спиной. Стоя в воде по пояс, она протянула руку за полотенцем и заявила, что для тела понадобится второе. Пришлось поделиться своим. Чалма на ее голове получилась внушительная. Они остались на берегу, любоваться плескавшейся молодежью. Красивые. Беспечные. Но стоит ли завидовать? Они закурили. Она ответила Сан-Санычу вполне серьезно:
- Оплошность не прощается. Продолжайте!
- Когда любой авантюрист может надругаться, примерно так.
- может воспользоваться оплошностью. Смысл таков. Автора не помню.
- Я тоже. Это из студенчества. Что-то о вооруженном перевороте в октябре 1917 года.
- Почему, мадам, вы вдруг без машины? Угнали? Почему днем не работаете? Вы замужем за олигархом или настоящая иностранка?
- А что?
- Но… Вы уже допустили одну оплошность и даже испугались. Я прав?
- Пожалуй, так. Я смертельно устала. Душно. Машину я продала. В гонки я не уже играю.
- Номер машины заставил сокрушаться о вашем отсутствии.
- Зачем?
- Помните, Байрон ответил?
- Кому?
- Наверно, другу: «За тем, что я ее любил».
- Хороший перевод. Единственное, что я помню.
- Продолжайте, у меня много вопросов.
- Сегодня я уже без работы. Я бездомна и у меня нет ни гроша. Довольны ли?
- Очень. Не вижу логики. Вы продали машину? Или пропили?
- Друг будет подбирать жилье. Комнату, вероятно. Есть сын.
- Вы балуете мужей! Обе мои бывшие обеспечили себя и детей (всего четверо) квартирами. Я спасаюсь от них на даче.
- Я помню.
- Я начал уставать от города. Сутолоки.
- Я знаю. Мы – уставшее поколение, но не устаревшее. С нас еще пытаются снять семь шкур.
- Но, мадам, вы просто расточительны. Почему вы уходите из дома, почему не они? Гоните бывших в шею. Это ведь женская привилегия. Лучше продать две квартиры, чем одну машину.
- Я оставила три квартиры. Они были не мои. Я развожусь.
- Долго вы одна не остаетесь. Правильно я понял.
- Именно так. Непозволительная роскошь – свобода. Крайне редко. Не более месяца и то…
- Что? То?
- То цо, – рассмеялась она. – Это на чешском. Люблю этот язык. И то… Муж согласился подумать о том, чтобы дать развод.
- Вам так важен штамп в паспорте? Интересная вы пассажирка, пани Драмилесская.
- Да. Так. Вы отвезете меня к сыну?
- А он вас ждет?
- Не очень. Он живет с девушкой или с бабушкой.
- Мама или свекровь?
- Первая свекровь.
- Лихо. Может быть, отвезти к первому мужу? Супружеский долг и все такое?
- Не смешно. Я задержалась в Союзе.
- В России.
- Конечно, в России. Хотела забрать сына, а тут началось, не вырваться. Все мои браки – до первой сцены ревности.
- Вы оригинальны.
- Так получается, сударь.
- Знаете, Марушка, я не псих. Вы допустили оплошность, и мы будем отдыхать на природе, у меня на даче места хватит.
- Шуткуете, сударь?
- Нет. Пользуюсь вашей неосмотрительностью. Куда сейчас без машины, автостопом? Нарваться на беду? И я без вас никуда. Конечно, можете идти пешком, но далеко до Москвы и цивилизации. Шаг в сторону… И? Две оплошности в один день неуместны для умной женщины.
- Я не Марушка, Маруся. Просто Маруся.
- Очень рад, что вы не солгали… тогда.
- Почему вы ждете, что я солгу?
- Сам не знаю. Наверно, страх потерять вас навсегда.
- Мы все уходим навсегда и что ж?
- Но не сейчас. А вы ничего не боитесь, Марусечка? Так опрометчиво сесть в машину незнакомца! Вы же меня не узнали.
- Я была в полуобморочном состоянии, и на этом месте всегда ждут пассажиров.
- Но ведь случаются неприятности…
- Случаются. У меня они другого рода. Потом, я ставлю диагноз по глазам. Хорошая была практика.
- Вы психиатр.
- Была когда-то. Поехали, посмотрю на ваших кроликов.
- Хорошая у вас память, пани Драмилесская.