Благоверный деловито помог собрать вещи, упаковывал аккуратно, Алиса бродила по спальне, трогая безделушки, заглядывая в книги. Евсей не хотел съезжать из обжитого дома, из семьи. Конфликт был исчерпан, деда тоже можно понять, вспылил, что немудрено. Иными ценностями жило поколение, пережившее войну. Что тут можно не понять. Сталин в умах и сердце, в изувеченных потерями душах. Исчадие ада, отменившее Бога, лишь бы войти в историю. Кучка сволочей охолостила великую державу, изуродовав сознание людей. Вокруг искаженные души, лишенные элементарных культурных навыков, инстинкта самосохранения и даже разумного эгоизма. Болезни духовного уровня заразней чумы. За семьдесят лет сформировалось бесполое существо товарищ. Бабы захлебнулись в равноправии, утратили инстинкт материнства. Аборт сделать, как зуб удалить. Больно, жалко, а надо. А почему вдруг надо, кто внушил?
Молодежь инфантильна, треть больны, треть слишком умны, чтобы обременять себя заботой. Правительственная программа повышения рождаемости есть, а толку нет. И не будет. Остается только смеяться, чтобы окончательно не свихнуться. Инкубаторные дети будут поклоняться кормушке. Следующее поколение перестанет читать, затем разучится писать. Зачем? Есть куча рожиц, чтобы отреагировать на сообщение. «Поколение некст выбирает пепси», поколение «некст-смайликов» вместо подписи будет вводить пин-код. Безграмотное пушечное мясо будет окружать нас и наших внуков.
- Уж больно ты сурова, дорогая. У белых ворон всегда крайности или это истерика по случаю переезда?
Благоверный присел рядом, заботливо собирал долгие пряди с лица, обнажая ушко, приник губами, крепко обнял за плечи. Отпускать ее очень не хотелось… Удержать невозможно. Непреклонная, милая, не приспособленная к быту, девочка, живущая фантазиями, пастельными акварелями, уходит на вольные хлеба. Уходит из дома, который не стал родным. Уходит от него, от сына. А от себя разве уйдешь? Разве спросить об этом? Никогда он не будет спокоен за нее, никогда уже не быть ему счастливым, пусть даже «лопухом». В комнату заглянула мать, помялась, что не вовремя, позвала бывшую к телефону.
- Срочно, Аля, подмени меня срочно, жена с ребенком в мастерской, надо уехать.
- Но сегодня натюрморты.
- Вот и заменишь меня, пусть работают. Не позволяй курить. Деньги соберешь. Я из автомата звоню, закроешь, далее по расписанию. Все, уехал.
Ничто не проходит бесследно. За независимость всегда расплачиваешься нервами. Едва наметилась стабильность в доходах, появилось собственное пристанище, каменной плитой навалилась усталость, не оставалось времени для себя, даже пару строк записать в дневник не было желания. В офисе царила мертвая зыбь, но следовало присутствовать, отвечать на редкие звонки. Дела у киприотов шли прекрасно, они захватывали рынок уже в Хакасии, скупали фабрики и заводы по стране.
Тимей перед отъездом, осмотрел комнату. Даже после обустройства благоверным шкафов и полок, впечатление было удручающим.
- Ты собираешься тут жить? Где здесь работать, места нет, света мало. А сосед не докучает?
- Бывает. Любит пофилософствовать на кухне. Бывший интеллигентный человек, тихий пьяница. Ученый, радиоактивная химия, патенты показывал. Из курчатника турнули за пьянку. Да, некомфортно, первый этаж холодный. Но мне спокойней, мне нужно уединение. А ты лучше живешь?
- Да, интерьер у меня более приемлемый. Только интерьер да бабуля. Съехались, хорошую трешку папаня выменял. А мог бы мне позволить просто уйти к бабе Оле, вы бы поладили. Она вроде твоей свекрови доброжелательная, хлопотливая, дом с пирожками теперь. Жаль, конечно. Все нелепо, нескладно. Глупо, хоть и очень умно задумано. Едем, мне нужно мастерскую сдавать.
- На год? Два?
- Как получится, может быть, брошу все, вернусь. Ты таешь на глазах, Аля, вернись домой, не валяй дурака. Тебе условия нужны, благоверный ждет тебя, сын обрадуется, а старики, что ж, старики всегда ругают молодежь. Все обыденно. Прошу тебя, у меня душа не на месте, оставлять тебя здесь.
- Не надо о грустном, они меня не оставляют заботами. Сын ужин приносит, на кухню я только курить выхожу, чайник поставить. Дома рядом, метро близко. Я хорошо отстегиваю бабке на питание, вот они и стараются загладить вину в глазах внука. В нашей ситуации нет виноватых, таковы обстоятельства, это надо просто пережить. Поехали.
- Я не буду тебя мучить позированием, буду нежен и покорен, буду самим собой.
Тимей уехал тихо, без провожающих. Она, едва прикрывшись занавеской, наблюдала за ним из окна, а он все медлил у открытой дверцы машины, но докурил, махнул рукой на прощание, уже не оглядываясь, еще миг в зеркальце заднего вида, и покатилась судьба под откос. Последнюю строчку Аля занесла в дневник, указав дату и время, но, не отметив события. Что-то вырастет из сора потока сознания, в котором постоянно роятся строки, обрывки полуснов, сюжеты текущих и возможных вариантов. Она жила ощущениями, размышлениями ни о чем конкретном и даже не догадывалась, что есть люди, которые могут не думать. Вернее, ей такие просто не встречались. Было немного сложно обходиться без телефона, но свекровь исправно записывала всех, кто искал ее, передавала с сыном.
Какая-то сумасшедшая очень агрессивно хотела разобраться с ее дочкой - любовницей мужа. Но у свекрови нет дочерей. Благоверный установил определитель. Это оказался домашний номер Тимея. Алисе было странно, как она вычислила номер из множества контактов в записной книжке. У брошенных жен иное чутье. Она переговорила с Аркадием Тимофеевичем, он никуда не уехал. Встретились. Стали иногда ходить в «Шоколадницу» у метро Октябрьской. Теперь там нет очередей. Говорили обо всем, ему все интересно, и все проблемы решались сами собой. Иногда они тихо бродили по Садовому кольцу, он вспоминал Москву довоенную, эвакуацию, свою первую жену.
- Дворянка, если бы не голод, не вышла бы замуж, не пошла за крестьянскую косточку. Жизнь заставила, детей надо было кормить.
Алиса напоминала о ней своей беспечностью, снисходительным отношением к миру, внешностью и неумением вести хозяйство. Это позабавило ее.
- Как такое может быть? Времена-то были жестокие.
- Времена? А мы знали разве, что могло быть иначе? Нет, собственно, мы из страха, наверно, не думали об этом. Были молоды, влюбчивы, хотели жить. Я уезжал из Макеевки учиться, поступал в ИнЯз на переводчика, на китайский и немецкий конкурс был, выбрал японский, забрал ее с сыном, мама с сестрами остались на Донбассе. Война, эвакуация, тайга. Да, всегда было голодно. Поэтому я так люблю вкусно, не спеша пообедать в приятной компании.
- Мне очень приятно с вами, на душе становится легко, светло, вы очень жизнерадостный человек. Тимей звонил вам?
- Чаще бабушке звонит, а она мне передает, что у него-то все нормально. Интересно, полезно, стипендии хватает, проживание институт оплачивает, комнату в студенческой квартире. Волнуется о вас, а телефона нет.
- А что, вы с бывшей женой дружите? Я чувствую, она вам дорога.
- Конечно, перезваниваемся, дети же, внуки взрослые. Она словно и не заметила развода, скажем так, что она не умела скучать. Я уезжал надолго, она жила, как жилось, детьми матушка занималась, я ее сразу забрал, как только вернулся в СССР. Сталин любил ночами работать, вот и торчали все на работе, вдруг вызовут. Она тоже работала, не унывала, ночами не рыдала от тоски. Она молодец.
- Как же вы решились развестись?
- Она, как и вы, ни в ком не нуждалась, витала в облаках. Это нормально, когда мужчина любит женщин. А тут Тимке суждено было родиться, вот и расписались, почти сразу на пять лет уехали. У второй сын от первого брака школьник, маме пришлось перейти к нам жить. Вот так все и получается, не так, как мы хотим, и даже не так, как надо.
- Аркадий Тимофеевич, вот аналогия с первой женой к чему проведена? Вы мне советуете устраивать свою жизнь, не ждать Тимея? Во мне вы видите свои переживания, свой первый брак, не так ли?
- А вы психологию изучали? В Японии мы жили во дворце, у детей были няньки, японки естественно, она понимала, общалась с ними, не уча языка. Я все еще учил, запоминал, а она заговорила. На нее в посольстве заглядывались, она для меня была богиней, не меньше. В Таиланде вторая жена быстро заговорила на французском языке, на бытовом, конечно, уровне. Ничего особенного в этом нет. Жизнь заставила. А вы живите в свое удовольствие. Это я вам говорю, Тимка эгоист, но «двух дынь в руке не удержать», восточная пословица. Звоните старику, не забывайте. Обещаю, скоро будет телефон в поэтическом убежище.
- Спасибо. Вы настоящий друг. Мне нужно с кем-то советоваться, новое прочитать. Иногда у меня бывает совершенно черная депрессия, кажется, что Тим меня предал, сбежал.
- Я не буду анализировать личное, даже собственного сына. Как правило, время все расставит по местам. Будут ноющие воспоминания, они бывают на всю жизнь, но это лишь дань прошлому, не более. Я оговорился о беспечности моей милой. А вот как это было. Конфет на всю зарплату накупит, дети голодные сидят до аванса. Обедаю в кафе, она не готовила никогда, надо расплачиваться, а она деньги вытащила все до копейки. Позорище! Часы швейцарские в залог оставляю, бегу домой, ее уже нет, занимаю трояк у матери, чтобы расплатиться. Не в укор ей. Богини бывают редко, но им нужны соответствующие условия. Дипотношения с Японией были прерваны, мы оказались в коммуналке. Дом на Малом Харитоньевском переулке расселяли, отдали под ЗАГС, нужно было спросить о квартире, разнополые же с сыном, четыре человека в комнате, нет же! Соглашается на такую же коммуналку на Ленинском проспекте.
- Так это вы во Дворце бракосочетания, в Грибоедовском жили? Я там замуж выходила.
- Да, она там жила, дом купца какого-то. Дворник еще с тех времен оставался, все бубнил о драгоценностях, а все думали - сумасшедший. Так ведь не врал, когда стали перегородки ломать в соседней комнате, нашли клад, замурованный в стене. Четырем рабочим, дали по десять тысяч, а больше законом не положено. Вот так бывает, человек думал, что еще вернется. Все продумал, а не судьба.
- Да, очень интересный вопрос. Что есть судьба, что глупость и что счастьем считать? История из первых уст, я что-нибудь набросаю на эту тему. Мы с Евсеем приедем на шашлыки, ждите на даче, как договаривались в субботу.