Расстегнутое ожерелье алмазных островков. Изумрудное солнце тонет в бриллиантовых всполохах. В этом ритме замирает белая яхта у причала. Сегодня увенчаны долгие поиски. Каюта наблюдения светонепроницаема. Команда с редким любопытством вглядывается в экран. Хозяин нетерпеливым жестом отверг светозащиту, сопровождение, ступил на трап, словно боднул ослепительнейшее безумие. Исчез. Игра встречных лучей изводит картинку. Изображение глянцевое - карандашные контуры абстрактного фильма.
Сухой, невысокий старик медленно, оступаясь, почти вслепую продвигается к макушке озелененного и самого крупного острова, позволившего построить дом. Скользкий скрип напоминает скрежет досады на зубах. Ядовито прожигает листву коттедж из синего хрусталя с глупейшей золотой окантовкой. Никто не понимает хозяина. Если здесь и надо что-то строить, так только гранильные мастерские для приговоренных к смерти. Камушки не вывозятся из этого пекла, не торопятся покрыть расходы на исследование Белого пятна. «Этот русский», похоже, решил жить здесь, в адском свечении. Идет упрямо, слепо. Тикает его сенсобиор, выдает сверхсхемное состояние, без угрозы для жизни: смятение…
Ошибка. Нет такого термина, капитан фиксирует: гипертермия. Передает мысль поиска на материк. Видимо, шифр наследника. Команда переглядывается, услышав в наушниках бормотание хозяина. Они-то надеялись тайком зацепить по пригоршне камушков, но сходить на берег запрещено. И никому неизвестно, что сталось с первооткрывателями и рабочими. Вероятно, растаяли, как изображение на экране. А старик-то заговаривается, прикидывает каждый в уме.
- Мои острова… Я обладатель сверхъестественного немыслимого состояния. Счастие немеркнущее! Увидеть воочию свои острова - вот оно мое счастье! Некогда придуманные в забавной игре, сегодня ощутимы даже стопой, приятно колко впиваются сквозь кожу туфель. Даже обласканные волной и тысячелетиями впиваются алмазы. Будут алмазные мозоли на пятках. Ха-ха… Я дошел! Богатство воистину несусветное дарит покой, свет. Нет, свет - лишнее, смахнуть как слезу. Свет нестерпимо режет глаза, напрасно пренебрег светозащитой. Но надо напомнить команде о запрете. Я один. Хозяин дошел, так-то.
Я не умею терять. Здесь все мое, продуманное за сорок лет бессонными ночами. Это мной расчерчен каждый сантиметр в моем строении. Осталось перешагнуть бортик голубого мрамора и нетонущая подушка подставит упругую щеку, и невесомость… Невесомость погружения! Вы слышите? Гаснет пена с загадочным шепотом: то-та-пу-с-с-то-та. Покой. Отдых. Теперь я могу позволить себе отдых, закрыть глаза, подремать. Вода прохладная, о ней я мечтал по дороге сюда. Я все предусмотрел, и сам читаю ваши мысли без всякой аппаратуры. Отсюда, сквозь синее стекло, слепящие бриллиантовые острова безумно красивы, переливаются, таинственным светом оседают в пенной прическе девы, зачерпнувшей их в ладони. Именно ей я обязан открытием. Ей, только ей. Вознесенные руки замерли, успокаивающее глаза прикосновение ледяных пальцев снимает боль, тает вкрадчивым шепотом: о-та-та-за-бы-та. Фантастические искры прокалывают насквозь, словно когти вонзаются в зрачки-и-и-и!.. И леденящий холод!
- Что за черт! Наваждение! Я был один!
Старик кричит, но эмоции - не приказ, а присутствия живого существа приборы не определяют. Команда злорадно усмехается. Хозяин был непомерно придирчив и требовал четкости, четкости и еще раз четкости, порой буквальной, даже если делал ошибки. Что он хочет? Избавиться от видений? Но психиатр разводит руками: воспоминания. В семьдесят лет трудно не иметь воспоминаний, тем более гипертермия, стресс. Все нормально! Он тоже был молод, влюбчив. Продолжайте наблюдение спокойно. У памяти всегда кошачьи повадки.
Холод. В России холод, метель, голод, февраль, тысяча девятьсот девяностый год. Забыт февраль, а я? Я не знал, что… не хотел сказать, что… Я не смог протянуть ей пустые ладони: вот, посмотри, это наш замок, наши острова, ты ступаешь по алмазам. Это самый твердый камушек, бесценный. Как быстро стачиваются твои каблучки. Оставь, я сам отнесу их в ремонт, со стипендии. Изумительное нищее счастье. Изумительнейшее: мы будем жить вечно на островах! Я не верил, что они существуют, но обещал подарить ей нибудь-когда, потом. Работа была потом, но она исчезла. Зачем? Когда?
- Слушайте, слушайте меня. Найдите ее, она здесь! Всем, всем обшарить остров. Я чувствую, она где-то рядом.
Вернись, ты видишь, Алфея, как я устал. Иди ко мне, не бойся намочить старую тельняшку. Моя тельняшка для тебя платье — простое домашнее платье. Мы дома, мы одни, мы единственные обладатели тайны. Наконец-то я нашел правильный курс, а ты… Ты сгубила целую флотилию. Сумасшедшая, дай твои руки тонкие, накрой глаза, мне больно. Дай забыться, запутаться в водорослях твоих волос… Какие они? Синие? Черные? Красные? Зеленые? Искрились… Ну не дразни, я знаю, что ты прекрасно слышишь меня. Все сбылось и даже безумные острова. А я, смешно признаться, я сразу забыл тебя, чтобы найти их… Подарить.