След непревзойденного наслаждения мерцает в очертаниях губ, с сомнительным успехом скрывающих в шорохе листвы неосознанно вздрагивающее движение, едва подпаленное осенним настроением. Преувеличенное внимание к узким мысочкам туфель, игриво выбирающих (кадмия красного светлого) краски, вздымающих очервленные листья, не позволяет догадаться ревнивому глазу о большем. Только искоса: голубоватый белок, просвечивающий ресницы, оттеняющие волнующий аромат щеки, - запах и даже вкус персика.
Художник сглотнул слюнки от воображения, подбирающего слова для описания лучей, пронизывающих рядом идущую натуру. Он профессионально фиксирует цвета, стараясь запомнить, чтобы шепот, нежный шепот карандаша бумаге, не подводил его судорожной чувственностью неутолимых контуров. Душка (так Алфея называла его когда-то - давно) счастлив не замечаемой паузой, в беседе претендующей на светскость. Полчаса нечаянной радости - полчаса невольной осенней аллеи. Он не доволен своим ростом, позволяющим увидеть хитроумные перехлесты искристых прядей, умиротворенно дремлющих на макушке Алфеи, влажно запушившиеся локоны на висках и шее (всего два-три легких завитка, можно пером…), чуть вздернутый профиль зазнайки, ускользающей от него. Ему до головокружения хочется опередить - остановить ее неторопливое шествие, стряхнуть забывчивое молчание - заглянуть в ее душу, оберегая в своих ладонях непередаваемый в красках свет, - впитывая, запомнить в портрете счастливейших из женщин, который… Сколько их, мысленных, предательски таяли на бумаге в набросках по памяти. Мгновенный легчайший сумбур, смута оттенков - выражений лица сулит бесконечность галерее портретов. А он искусный рисовальщик, и цвет ему подвластен.
Его дивная идея не имела ни воплощения, ни успеха, ни отказа. Она сразу согласилась позировать без тени смущения, но год потакания прошел для нее как один день. «Не имею часа», - голос сожалеющий искренно. Иногда она сама звонила - предупредить о чашечке кофе через пятнадцать минут и не обманула ни разу. Холодная пунктуальность королевы, завершившей свои дела и заглянувшей в мастерскую придворного гения, теряющего голову от вкрадчивого тона. Прерванная работа, недопустимо остывающее полотно, каменеющие краски и кисти. Лучший друг не поверил в это, пока сам не попался на обворожительный водоворот болтовни, губительной для творчества.
Душка родился художником. Он строг, академичен, аккуратен и совсем не похож на лохматых собратьев. Последние лет семь он бесповоротно окунулся в графику, но портрет - ее живой портрет преследует его и по ночам. Он вскакивает с постели, замечая Алфею в белой тунике и под прозрачной вуалью. Он мечтает сорвать надоевшее покрывало как с изваяния - обнажить улыбку и натуру, томящую его профессиональную бесстрастность. В свете ночника призрак, словно колеблясь в принятом решении, медлит и тает неохотно. Спрашивать о том, не чародейка ли она, пожалуй, смешно, если не глупо.
Да, действительно, она вспомнила о нем, засыпая, пришла извиниться во сне. Что тут странного? Родственность душ, гармония безупречных отношений. Она попросила оформить в раму свой автопортрет. Он согласился поберечь ее пальчики. Темно-синий квадрат выплеснул на полотно четыре фантастических «я». Верхние лица прорастали из нижнего плана. Правый верхний и светлый лик сгорал в огненном ветре волос, вздыбленных нижней личиной в угрюмо-сосредоточенном порыве. Неожиданные контрасты и композицию он хотел бы отнести к незнанию элементарных правил, но она не студентка. И он оказался сумасшедшим, чтобы заметить это Алфее, чуть смугловатой, а не оранжевой с синими ресницами и волосами ведьмы - как на левой половине картины. Странная вольность сюжета расхвалена, конечно, но только за встречу. Увы, она не простила откровенность.
- И вечер испорчен впустую, - жаловался он приятелю по поводу неоконченного заказа.
- Улыбка не явная, не броская, но она есть! Притягивает солнечная уверенность, интригующая из-за облака. Магия тайной улыбки, - так рассуждал друг, уже возмечтавший о новой натурщице, считая себя более удачливым любовником.
Душка сознался, что был напуган ночью. Он делал рамки и почувствовал пристальный взор, поежился, покурил и вновь приступил к работе. Необъяснимое присутствие мурашками забиралось под рубаху, он резко обернулся и лицом к лицу встретился с ней, то есть с ее взглядом. Автопортрет, наклеенный и в раме, сушился у стены. Зовущие глаза сверкали хищными белыми искрами, губы грозили вот-вот расхохотаться, довольные шуткой. Он, перекрестясь, осторожно отвернул работу лицом к стене.
- Густые контрасты неразбавленных красок, без полутеней, нарушение пропорций… Магнетизм.
- С умыслом, - заключил коллега.
Они столкнулись внезапно на бульваре и, конечно, он рад временному безрассудству (уже опоздал). Она любит этот парк, как жаль, что не успела предупредить, могли бы встретиться. Кто ж знал, что снова осень, не унывайте, мадам.
- Вы что-то хотели сказать?
Аллея была готова сорваться в безбожную пропасть шумного перекрестка, но остановилась. Алфея остановилась, запрокинув голову и пьянея от небесной грусти рыжеющих крон, от красоты земной (желанной!), от колдовства блуждающей улыбки, ускользающей от прощального, увы, не обязательного поцелуя.
- Не унывайте, сударь, - увидимся.