Третьи сутки Гулаг песка,
ствол, подсумок, в нем два рожка
и до счастья два марш-броска...
Счастье - это потоп, бокал,
две росинки в траве, Байкал,
лужа, бочка, глоток, река
и прорыв трубы с потолка...
А с бархана течет гюрза,
как по вдовьей щеке слеза.
В безмятежьях южных морей
тонут отзвуки сентябрей,
и такая в них бирюза,
как у первой любви глаза,
школьной глупой любви моей.
Обезлюдел поселок наш:
камышом зарастает пляж,
ни частушек, ни пьяных драк,
удивительно это, как
синагога, а в ней еврей
на границе меж двух Корей,
как у пули шальной тоска
по морщинке возле виска...
На Таймс-сквере ночной хип-хоп,
улыбается черный коп,
камнем падает на корму
тот, последний, закат в Крыму.
Как на подвиги крепость Брест,
как мой дед на ночной арест,
обречен я на вечный крест
к перемене людей и мест,
на июльский пчелиный гул,
на Манхеттен и камень скул,
на рассветный ракетный гром
в неизбывном двадцать втором,
на Гулаг песка, на АК
и - над речкою облака...