Завершающую полноту тема Американской мечты - мифа об Америке как земле обетованной, где любой чистильщик сапог может стать миллионером, - получила в романе Теодора ДРАЙЗЕРА "Американская трагедия" (1925), а также в его публицистической книге "Трагическая Америка" (1931). Первоначальное название романа - "Мираж" тоже по-своему красноречиво: мечта обернулась иллюзией, подлинная человечность оказалась несовместимой с буржуазными стандартами счастьям Америка, обманувшая героя романа, отправляет его на электрический стул, хотя он последовательно выполнил официальную формулу успеха.
Путь от Американской мечты к Американской трагедии, исследованный Драйзером, - главное художественное открытие всего творчества писателя, который к этому времени был уже автором романов "Сестра Керри", "Дженни Герхард", "Финансист", "Титан", "Гений", известным журналистом.
На восьмистах страницах романа "Американская трагедия" короткая и бурная жизнь Клайда Гриффитса изложена исчерпывающе подробно. В ней две части: преступление и наказание. В основе романа детективная фабула, однако расследование преступления не таит в себе обычного вопроса "кто убил?".преступник читателю известен. Преступление описано столь же тщательно, сколь его расследование. Тайна суда, по прихоти которого преступник может быть и оправдан, и осужден, закономерность подобных преступлений в Америке и случайность смертного приговора Клайду - вот вопросы, отвечая на которые Драйзер пишет социально-психологическую летопись типично американского преступления.
Документализм истории Клайда подтвержден десятком аналогичных случаев, взятых Драйзером из газет и судебных хроник. Они и обеспечивают нравственную достоверность расследования писателя, дают ему право на безоглядную критику государственных устоев Америки, всех ее институтов - от семьи до суда. За что осужден Клайд? Разве косвенных улик - прямых у обвинения, как мы знаем, не было - достаточно для смертного приговора? Находясь уже в тюрьме, и сам Клайд не может понять: "за что?". Преступление казалось таким естественным, о подобных случаях часто писали газеты. Клайд совершенно растерян: разве он убил Роберту? Ведь он был в нее страстно влюблен и даже верил вначале, пока его не ослепило богатство Сондры, что они с Робертой очень подходят друг другу.
Правда, он никогда не собирался жениться на простой работнице, а когда это стало неизбежным, попытался избавиться от юношеской "ошибки". Он нечаянно толкнул девушку; от неловкого движения лодка перевернулась. Роберта совсем не умела плавать - и сразу пошла ко дну. Клайд плавал превосходно, но не стал ее спасать, а направился к берегу. Перед глазами стояло лицо тонущей, взывающей о помощи... А он плыл к своей мечте, к "сладкой жизни", развлечениям "золотой молодежи", в круг которой его ввела Сондра, Нет, он не убил. Просто не стал спасать и не помог. Разве этих улик достаточно для вынесения смертного приговора?
Суд присяжных округа Катараки единодушно стал на сторону погибшей. Ее последние письма к Клайду никого не оставили равнодушным и оказались основным аргументом в доводах прокурора Мейсона. Почему же автор и читатели, сострадая Роберте, не рукоплещут Мейсону? Что движет прокурором: истина или личный интерес? В ожидании выборов на пост окружного судьи ему так не хватало значительного процесса, где бы можно было блеснуть перед избирателями. Вот почему прокурор Мейсон буквально ухватился за дело Клайда, придал ему сенсационность, играл на эмоциях толпы, зачитывал интимные письма погибшей, забыв о ее добром имени и своей профессиональной чести. С самого начала подсудимый был для него преступником, и тем более злостным, чем сильней прокурору хотелось осуществить свою мечту.
Видно, Клайд действительно неудачник и страдает за то, что другим, кто побогаче, легко сходило с рук. Кстати, имя Сондры на суде так и не прозвучало: деньги отца скрыли его. Были бы такие деньги у родителей Клайда - и Мейсону пришлось бы искать для себя другую жертву.
Таким образом, в романе Драйзера ставится ряд вопросов, но главный из них - в чем суть национальной трагедии? В поисках ответа Драйзер исследует механизмы поведения своих героев в ракурсе национальных идеалов, затрагивает вопросы морали, насквозь лицемерной и торгашеской. Эта мораль роднит всех троих: жертву - вроде бы невинную Роберту, Клайда, в полном умственном помрачении ожидающего казни, и, наконец, прокурора, его осудившего.
Тщательно исследуя духовное развитие чувствительного и наблюдательного от природы Клайда, одинокого, не понимавшего своих родителей, уличных проповедников, и не понятого в своей семье, автор показывает, к какому мизерному стандарту была сведена его духовная жизнь, его мечты и принципы. Счастье - это деньги! Этот принцип заставил Клайда выбрать работу поближе к чаевым и легкой жизни. Так он и оказался боем в шикарном отеле, где его идеалы обрели очертания реальной жизни. И невесту он соответственно предпочел ту, что побогаче, и, цепко ухватившись за нее, совершенно естественно допустил возможность насильственно избавиться от Роберты. В свою очередь Роберта, следуя той же логике, доверилась перспективному племяннику владельца фабрики и своему непосредственному начальнику. Драйзер сочувствует своему герою, и в то же время Клайд показан преступником. Моральная сторона дели не вызывает у автора сомнений, как и тот факт, что вина Клайда - лишь слабый отзвук аморальности, возведенной в ранг государственной нормы.
Автор "Американской трагедии", посвятивший свое творчество критике социальной несправедливости и вопиющих противоречий в своей стране, с большим интересом отнесся к русской революции. Непредвзятые суждения о ней Драйзер оставил в книге "Драйзер смотрит на Россию" (1928), ставшей итогом поездки американского писателя вместе с одной из американских рабочих делегаций на празднование десятой годовщины Октября. За семьдесят семь дней, проведенных в СССР, Драйзер побывал в Ленинграде и Нижнем Новгороде, в Ясной Поляне и Киеве, Баку и Тбилиси, наблюдал за многотысячной демонстрацией седьмого ноября, посетил курортные города Кисловодск и Минеральные Воды и обо всем этом рассказал в восемнадцати главах-очерках своей книги.
В целом Драйзер одобрительно отнесся к социалистическому государству, в котором ему импонирует многое: и то, что правительство заботится о трудящихся, а государство "видит в человеческом разуме то созидательное орудие, которое, будучи освобожденным от догмы и рабства всякого рода, действительно может вывести человека из невежества и нищеты к знанию и счастью", и успехи просветительской деятельности, сделавшие доступными народу величайшие достижения мировой культуры. Книга содержит разносторонний очерк жизни Советского государства - его экономики, сельского хозяйства, культуры, печати, науки. В ней говорится о встречах с Маяковским и Леоновым, Мейерхольдом и Станиславским, высокая оценка дана советскому кинематографу, деятельности Эйзенштейна.
Однако Драйзер с полным на то этическим правом говорит и о своих негативных впечатлениях, о том, что его насторожило. Вот Драйзер предлагает познакомиться с руководством России. Отмечает, что это люди небогатые, о накоплении богатств они и не думают, на взяточников не похожи. Сравнивая их с американскими и европейскими политиками, он склонен отдать предпочтение "русским, как наиболее достойным, вдумчивым, открытым людям, наиболее глубоким личностям", считая это наивысшим критерием. Вместе с тем он отмечает, что на выборные должности в России главным образом выдвигают тех, кто следует устремлениям правительства, ни в коей мере не инакомыслящих, и делает вывод о том, что "новая Россия являет собой пример классового государства в чистом виде - такого, где один класс доминирует открыто, а не так, как, если угодно, в прочих странах, где главенствующая роль того или иного класса завуалирована привычными методами либеральной демократии".
Обращает Драйзер внимание и на монопольное положение коммунистической партии, этого, по словам Ленина, "локомотива революции", который рядом с собой иной партии не потерпит, чему примером является "недавнее изгнание Троцкого и его сторонников, обвиненных в стремлении организовать вторую, или оппозиционную, партию и тем самым отобрать власть у ныне существующей".
Крайне неприятное впечатление на писателя произвел шквал пропаганды, повсеместные плакаты, настойчивое указание правительства гражданам, как и что надо делать: "необходимо причесываться по утрам, истреблять мух, чистить хлев, мыть молочные бидоны и детские бутылочки из-под молока, проветривать помещение, где лежит больной, пахать тракторами, удобрять необходимыми удобрениями, использовать пригодный для строительства лес, питаться рационально...". Не без иронии Драйзер подметил принцип всей социалистической системы воспитания - недоверие к человеку, мелочную опеку и руководство в главном. Все это сковывало свободное проявление личности, ее волю и, наконец, художественную творческую фантазию, регламентированную методом социалистического реализма.
Соответственной была и пресса. В газетах, которые непременно издаются в больших и малых городах России, напрасно искать, пишет Драйзер, освещение тамошней жизни, так как в качестве эталона для всех выступают две ежедневные московские газеты - "Правда" и "Известия", они являются "рупором высших правительственных кругов, то есть опять-таки коммунистической партии", они копируются по всей России от передовицы до последних новостей.
Драйзер, сам прошедший школу работы в газетах, много внимания уделяет прессе, чтобы проверить свои сомнения по поводу повсеместно декларируемой в России полной свободы печати. В итоге его подозрения оправдались. "Везде неизменно присутствовала тенденциозность, выдававшая образ мыслей московских лидеров, - пишет Драйзер. - Ведь, как я уже говорил, советская власть не потерпит неугодной критики ни в свой адрес, ни в адрес теории коммунизма. В коммунизме изъянов быть не может".
Писатель признается, что после месяца пребывания в России он с досадой стал воспринимать воспевание лучезарных будней, когда становилась все очевиднее мрачная настороженная пропаганда и призывы готовиться к войне. Нельзя было не заметить оживление вооруженных сил по всей стране, шагающих на ученье солдат, конные отряды, повозки "скорой помощи".
Не импонировало Драйзеру вмешательство пропаганды и цензуры в культуру. Почти во всех городах России, пишет он, запрещены пьесы Стриндберга, Ибсена, некоторые драмы Шекспира, "Вишневый сад" и "Три сестры" Чехова. Присутствуя на спектаклях по драме Шиллера "Разбойники" и роману Г. Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома", американский писатель обратил внимание на вполне целенаправленную корректировку содержания, отсутствие одних персонажей и введение новых, что было продиктовано задачами воспитания советской молодежи. Актуальны рассуждения Драйзера о просвещении, "которое, само собой разумеется, находится в руках государства и, начиная со школы, своей самой элементарной формы, является не более чем орудием, механизмом внедрения марксизма - средством обеспечения стабильности строя, воспитания нового человека, истинного продукта такого строя, готового нести дальше идеи марксизма". Бросая взор на все этапы "индустрии воспитания", Драйзер называет ясли, сады, школы "маленькими фабриками по производству красной молодежи, угодно это их родителям или нет".
Немало путешествовавшему ранее по многим странам автору "Сестры Керри" и "Американской трагедии" пришлось ощутить на себе слежку и атмосферу подозрительности, пронизывающую всю страну сверху донизу систему "контроля над мыслями и убеждениями". В этой стране ни шагу не ступить без паспорта, на каждом вокзале дежурят агенты ГПУ - организации, насчитывающей десятки тысяч специально подобранных и обученных сотрудников. Страна пребывает в страхе от повсеместных арестов и казней, от разговоров о леденящих душу методах экзекуций, о "Шахтинском процессе" и множестве других. Все это гораздо более обеспокоило американского писателя, нежели бытовые неудобства в гостинице, невозможность, к примеру, отремонтировать неисправный кран.
По возвращении домой Драйзер напишет публицистические книги очерков "Трагическая Америка" и "Америку стоит спасать". В них он продолжает критически исследовать жизнь в отечестве и ищет пути ее совершенствования. Писатель попытался вступить в компартию США, однако ему было в этом отказано по причине содержащейся критики в книге о поездке в Россию. Он сможет это сделать лишь в 1945 году, восхищенный победой над фашизмом, уже незадолго до смерти.