Когда вышла в свет первая книга романа А. Н. Толстого "Пётр I", критика встретила её в штыки, но читатель жадно разобрал всё издание, и с того времени роман стал пользоваться заслуженной популярностью. Успех романа о
Петре I оказался устойчивым и прочным.
Центральный образ романа - сложный, противоречивый образ Петра. Толстой показывает Петра во вcём его своеобразии, проявляя при этом большой такт художника-реалиста.
Автор показывает царя Петра в разнообразнейших ситуациях: и на буйной пирушке, и в кузнице, и на батарее, и дома, и в боярской думе, и в застенке, и на приёме у немецких принцесс, и в интимной дружеской беседе.
Толстой подчёркивает "плотничьи", "солдатские" черты Петра в главах романа, посвящённых азовскому походу, постройке воронежского флота и др.
Пётр сам ещё в большой степени варвар, варварскими средствами борющийся против варварства. Но Толстой не снижает образа Петра до уровня пьяницы и зверя. Подобный образ Петра исторически неверен.
Толстой наряду с чертами варварства и деспотизма подмечает созидательные, прогрессивные черты в характере Петра, которые в романе связываются с его "плотничьими и солдатскими" чертами. Плотничество и "бомбардирство" Петра показаны у Толстого не как случайная и ненужная причуда, а как неразрывная часть общего его облика.
Но в то же время Толстой не забывает дворянских, помещичьих интересов Петра: на затеянном им сватовстве дочери Бровкина Пётр, позволив Бровкину посмеяться над его бывшим помещиком Волковым, "сказал ему без смеха: "За веселье спасибо - потешил... Но, Ванька, знай место, не зарывайся..."
Что же является ведущей линией развития образа в романе, куда растёт Пётр? На глазах у читателя он вырастает в большого государственного деятеля, но деятеля, социально ограниченного рамками интересов своего класса, исторически ограниченного рамками своей эпохи, несущего в самом себе огромный груз навыков феодального варварства и азиатского деспотизма.
Толстой, как настоящий художник и исследователь, сумел создать правдивый и цельный образ такой сложной исторической личности, как Пётр I.
В памяти выплывают записи Пушкина, начавшего работать над "Историей Петра Великого". В них мы читаем такие строки:
"Пётр с немногими потешными убежал в Троицкую лавру, Гордон говорит: без штанов", "Указ - запрещается бедным просить милостыню - жестокий, тиранский, как обыкновенно", "Пётр хвастался своей жестокостью", "1 июня Пётр занемог (с похмелья)".
Как бы резюме взглядов Пушкина на Петра в этот период является следующий отрывок:
"Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, - вторые вырвались у нетерпеливого, самовластного помещика.
NB (Это внести в историю Петра, обдумав)".
Великий поэт чутьём художника понял всю сложность натуры Петра и сумел стать выще уровня современной ему исторической науки. Здесь мы ясно видим у Пушкина-историка и признание исторической прогрессивности дела Петра, и замечательную для того времени социальную характеристику Петра - "нетерпеливый, самовластный помещик".
Образ Петра, как он дан Толстым в его романе, несомненно близко тому образу Петра, который возникал перед Пушкиным, писавшим эти строки. В этом смысле мы можем сказать, что "Пётр I" Толстого продолжает и развивает реалистическую традицию Пушкина в понимании образа Петра, данную в зародышевом виде уже в "Арапе Петра Великого", развивавшуюся им в его "Материалах для истории Петра Великого", но не завершённую великим поэтом.
И здесь мы снова можем сказать, что ещё раз художник-историк опередил современных учёных историков, исправил их ошибки.
Обратимся к анализу других образов романа.
Параллельно Петру дан в романе образ Меньшикова. Его тоже впервые читатель встречает ребёнком. Он тоже превращается в государственного деятеля. Но как велика разница между ним и Петром! В образе Петра, сквозь густой слой варварства, всё сильнее пробивается целеустремленность политика и организатора, на первый план выдвигающего интересы государства.
В образе Меньшикова преобладают черты хищного, эгоистического рвача, несомненно энергичного, отважного, умного, но не способного общественные интересы поставить выше своего шкурного интереса.
Пётр выше Меньшикова. Это прекрасно показано и в сцене избиения проворовавшегося Алексашки Петром (глава "Солдатский кафтан"), и в сцене беседы Петра и Меньшикова накануне отъезда Петра из-под Нарвы (глава "Тому мальчишке терять нечего, а мне есть чего").
Меньшиков - не выходец из привилегированных слоёв общества. Но он не является ни в малейшей степени представителем народной массы. От народа в Меньшикове только его несомненная даровитость, энергия, удаль и сметка.
Основными же своими чертами образ Меньшикова не контрастирует, а гармонирует с хищным, жадным и вороватым российским дворянством, в высшие слои которого он пробивается. И вглядываясь в образы других помощников Петра - Шереметьев, Ромодановский, - в то, как изображает Толстой дворянское ополчение под Нарвой, присматриваясь к образу Василия Волкова и, в особенности, к фигуре боярина Буйносова, в изображении которого автор достигает огромной сатирической силы, -
мы видим, как настойчиво и беспощадно подчёркивает Толстой всё моральное и политическое убожество этого правящего класса крепостнической России в момент крутого исторического поворота.
Пётр на голову выше того класса, интересам которого он служит.
В этом заложен мотив морального одиночества Петра, Мотив в своё время выраженный Посошковым в его знаменитом: "Ты один, батюшка, на гору, остальные-то под гору тянут!"
Это моральное одиночество не нужно смешивать с одиночеством социальным - роман ярко показывает социальную и историческую детерминированность действий Петра.
Ничтожество родовитой боярской знати и дворянства рельефно оттеняет интереснейшая фигура Ивана Артемьича Бровкина. Некоторыми чертами своими Бровкин явно напоминает знаменитого Демидова, при Петре из кузнеца превратившегося в крупнейшего заводчика. Но Бровкин всё же не Демидов. Бровкин прежде всего ловкий спекулянт и ростовщик, выходец из низов, явно тянущийся к феодальной знати, как тянулись к ней и в конце концов вросли в нее Строгановы и Демидовы.
Образ этого разбогатевшего мужика, порвавшего с народной массой, играет существенную роль в романе как контрастный образам дворянства.
В то же время фигура Бровкина, этого беспощадного эксплуататора-мироеда и активного сторонника политики Петра (Толстой дважды заставляет Бровкина оказывать Петру важные услуги - во время последнего стрелецкого бунта и после нарвского поражения), сочно и ярко выписанная кистью Толстого, помогает острее почувствовать социальную ограниченность реформ Петра.
Критика указывала на то, что в романе Толстого народные массы стоят на заднем плане, что образы людей из народа недостаточно выразительны, не развёрнуты так полно, как образы Петра, Меньшикова, Бровкина и других действующих лиц романа.
Как показана в романе Западная Европа, тот Запад, усвоение культуры которого стало необходимостью для петровской Руси? Толстого упрекали в чрезмерной идеализации Запада по сравнению с московской Русью. Это неверно.
Толстой широко пользуется в романе приёмами контрастов и неоднократно подчёркнуто контрастирует московское варварство и европейскую культуру. Если вглядеться в образы людей Запада, данные в романе, то мы увидим, как автор явно умышленно стремится подчеркнуть момент "снижения образа".
Так, образ Лефорта "снижается" его неудачами под Азовом, свидетельствующими о его неспособности к военному делу, - не случайно он здесь противопоставлен не только опытному вояке генералу Гордону, но и Петру.
Так, блестящего короля Августа Толстой ставит в явно унизительное положение, заставляя выпрашивать у курляндских баронов деньги и сено, а затем заставив его бегать за Санькой Бровкиной. Число этих примеров множество.
И одновременно Толстой подчеркивает враждебно-настороженное отношение западноевропейских государств к московскому царству, которое они не прочь использовать в своих политических комбинациях, но не склонны помочь ему ликвидировать свою техническую отсталость.
Толстой подчёркивает историческую прогрессивность реформы Петра, но он чужд слепой идеализации буржуазной западной культуры. Он знает ей цену, он её не переоценивает.