Глубокие и серьёзные исследования особенностей сказок А.С. Пушкина прекрасно выяснили источники сказок Пушкина, показали, что они возникли на основе мировой фольклорной культуры, вскрыли истинно национальный и демократический смысл пушкинских сказок.
Блестящий строй поэтики пушкинских сказок, характерность сказочных образов, глубина их содержания, историко-литературная роль их - всё это ещё ждёт новых исследований.
Первые сказки написаны Пушкиным в 1831 г. "Сказки" Пушкина были его ответом и его вмешательством в спор о народности в литературе, которым ознаменовался конец 20-х и начало 30-х годов XIX столетия.
Интересно то окружение, та литературная атмосфера, в которых появились сказки великого поэта. Фольклор в 30-х годах привлекает внимание многих литературных деятелей. Начинается деятельность таких крупных собирателей, как Киреевский, Даль. Появляются и сборники подлинно русского фольклора и многочисленные переделки народных сказок.
Однако интерес к фольклору в некоторых литературных кругах определяется реакционно-националистическими настроениями.
Народная сказка становится модной. За её переделку часто берутся мелкотравчатые литераторы. Появляется масса анонимных сборников фальсифицированных сказок.
Фальсификацию представляет собой даже один из сборников своеобразно талантливых сказок Даля, вышедший в 1832 г. Переделывая народные сказки ("Из предания народного изустного на гражданскую грамоту переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским"), Даль вкладывает в них свой смысл, прямо противоположный смыслу народной сказки; перекладывая их "на гражданскую грамоту" и "разукрашивая поговорками ходячими", он оборачивает русские народные сказки прямо против народа.
Известная народная сказка "Шемякин суд", разоблачающая лихоимство судей и жадность "богатого брата", под пером Даля становится настоящим пасквилем на "брата убогого". Реакционные, антидемократические настроения бросаются в глаза при простом сравнении сказок - народной и Даля.
Народная сказка начинается так: "Нанялся убогой к богатому, работал целое лето, и дал ему богатой две меры ржи; приносит убогой домой, отдаёт хлеб хозяйке. Она и говорит: "Работал ты целое лето, а всего-навсего заработал две меры ржи; коли смолоть её, да хлебов напечь - поедим и опять ничего у нас не будет". Сказка не только на стороне убогого, но резко разоблачает богатого.
Даль же мобилизует весь арсенал острых русских поговорок, чтобы обрушиться на убогого: "На чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай да свой затевай", "С чужим добром не носись, на утварь ближнего не посягай".
Народное остроумие он обращает не столько против лихоимства судей и корыстолюбия богатого, сколько, против убогого мужика, потому и убогого, что ленивого. И заканчивая сказку известным финалом - победой убогого, резюмирует: "Нашему воеводе хоть зубы дергай: человек другому услужил, а сам виноват остался; бьют и Фому за Ерёмину вину".
Эпидемия переделок народных сказок в 30-х годах XIX столетия, вызывала серьёзное беспокойство великого русского критика Белинского, который стремился охранить прелесть народной сказки, её "лукавое простодушие", её "русский дух". "Из-за зипуна всегда будет виднеться ваш фрак", писал он. "В вашей сказке будут русские слова, но не будет русского духа".
Тот же фрак виднеется из-за зипуна и в блестящих, классических сказках Жуковского. И ему не удалось по-настоящему "омужичиться". Барин, русский барин, идеализирующий величие и пышность аристократического быта, нравов, манер, виден в каждой сказке Жуковского.
Обрабатывая сказочные народные мотивы, используя богатства русского народного языка, он создаёт классические образцы утончённо-эстетических сказок, которые однако очень далеки от народного творчества. Даже ходячие атрибуты народных сказок у Жуковского приобретают совершенно новый характер, новую функцию. Традиционная дубинка, которой, расправляется в сказках народ с лихоимцами, с обидчиками, обманщиками и плутами, у Жуковского (в "Сказке об Иване-царевиче и сером волке". 1845 г.) выполняет роль бесплатного городового.
Пушкин ещё в начале 20-х годов начал глубоко изучать фольклор. В своих высказываниях о народности он подчёркивает всё значение для литературы народного языка, просторечья.
Но Пушкин не ограничивал понимание народности в литературе только введением в неё народного просторечья, освобождением произведений "от условных украшений стихотворства", от напыщенности. Рядом с призывом к благородной простоте Пушкин призывает к проникновению в образ мыслей народа и жестоко бичует литераторов, формалистически трактующих вопрос о народности литературы.
Эта трактовка вопроса о народности в литературе во многом близка трактовке Белинского, который, в частности о сказке, писал:
"Русская народная сказка имеет свой смысл, но только в таком виде, как создала её народная фантазия, переделанная и прикрашенная, она не имеет решительно никакого смысла".
Народное творчество импонировало Пушкину своеобразностью мыслей, представлений и чувств. В нём он находил отклик своим оппозиционным настроениям. "Что за прелесть эти сказки, - писал Пушкин брату Льву Сергеевичу. - Каждая есть поэма".
Сказки учили Пушкина ярче мыслить и осознавать действительность, проникаться представлениями народа о социальных отношениях. С другой стороны, и рука великого поэта преображала народную сказку.
Сила поэтической мысли делала ярче внутренний смысл, законченней традиционные образы, выразительней художественную форму сказки.
Каждая из сказок Пушкина представляет собой не просто переделку той или иной народной сказки, а сплав разнообразнейших мотивов мирового фольклора. Так, "Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о Прекрасной царевне Лебеди" - это сплав русских и западноевропейских сказочных вариантов, элементов плутовского романа, мотивов древнейших текстов знаменитого сборника Страпаролы. Так же и "Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях" и "Сказка о рыбаке и рыбке" насыщены мотивами и немецких и русских сказок.
Пушкин тщательно изучает фольклор, записывает множество вариантов и мотивов и, выбирая наиболее яркое, создаёт особый художественный организм сказки, поэтически законченный и народно-русский по духу.
Внутренний смысл сказок Пушкина, может быть, наиболее ясно обнаруживается при сравнении с источниками их.
<p style="text-align: center;"><img class="alignnone wp-image-267 size-full" src="/images/uploads/2019/05/zolotaya_ribka.jpg" alt="105" width="450" height="307"></p><p style="text-align: center;"><span style="font-size: x-small;">Фото: staryy.ru</span></p>
Начнем с безобидной, издавна ставшей детской, "Сказке о рыбаке и рыбке". Источник её - немецкая сказка, записанная братьями Гримм. Но совершенно понятны причины, по которым так долго фольклористы не могли докопаться до этого источника.Сказка Пушкина представляет нечто совсем иное, чем гриммовская.
Помимо того, что в ней мы узнаём русский быт, русские типы, Пушкин преображает персонажи сказок, вкладывает в сказку свой смысл.
Мораль сказки Гриммов: будь доволен тем, что имеешь. Смысл сказки Пушкина не в морали, а в общей её сатирической направленности.
У Гриммов старик - просто покорный муж своей сварливой старухи, в остальном он её соучастник. Пушкин резко противопоставил эти два персонажа, символизируя ими социальные типы полюсно противоположные.
Сварливая старуха, поднимаясь по лестнице социальной иерархии, каждый раз иллюстрирует собой характер того или иного господствующего сословия, представлена в соответствующей бытовой обстановке, в соответствующих социальных отношениях.
Вот она дворянка, вот она грозная царица. Старик покорен поневоле, он подчиняется насилию. Но и в своём смирении старик остаётся ярко выраженной индивидуальностью, сохраняет насмешливое отношение к стоящей над ним силе.
По смыслу сказка резко отлична от гриммовской.
Гриммовский старик совершенно лишён сатирического отношения к старухе, он удовлетворённо разделяет с ней все почести. Он живёт с ней в замке, становится королём, императором, папой и вполне доволен своим положением.
Каждый раз, когда старуха посылает его к камбале (у Гриммов камбала, а не золотая рыбка, образ золотой рыбки создан Пушкиным) за новыми почестями и привилегиями, он только сомневается -
можно ли это? Однако, когда они достигают высшей власти, он пользуется вместе со своей заносчивой старухой всеми преимуществами нового положения.
В описании великолепия, почестей, которыми пользуются королева и царица, а затем папа, Гриммы не
только не выражают осуждения, а наоборот, подчёркивают симпатию. Потому-то так детально описывается и роскошный замок, и бархат, и позолота, и сундуки с золотом, и великолепный Двор вокруг величественной королевы. Старик не может не позавидовать и не пожелать разделить эти блага.
Пушкин не увлекается изображением пышности жизни царицы. Он, как и строгий судья народ, видит оборотную сторону этого величия, из-под покрова сказочного описания выступают черты, вызывающие не симпатию, а иронию читателя.
Вместо величественного сбора Двора вокруг гриммовской старухи, Пушкин рисует совсем другую картину:
Перед ней усердные слуги;
Она бьёт их, за чупрун таскает.
Пушкинская сказка выражает народное отношение к верхам - старик не только не сочувствует старухиной жадности и честолюбию, он даже, подчиняясь насилию, противостоит ей.
Вот вторая, тоже как будто бы безобидная сказка - "Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях". Её Пушкин писал, состязаясь с Жуковским (Жуковский написал "Сказку о спящей царевне").
Но если Жуковский, в основном перекладывавший на стихи сказку Перро "Спящая красавица", набрасывает идиллический покров на изображаемый им старинный царский быт и создаёт эстетические образы рыцаря и красавицы-царевны, то Пушкин рисует сатирические типы и картины.
Феи, волшебницы, счастливые королевичи, красоты сонного царства и прелести спящей царевны, всё то, чем так увлекается Жуковский, у Пушкина отходит на задний план или совсем отбрасывается им.
Главное в сказке Пушкина - это сатирически нарисованный образ гордой, своенравной, жестокой царицы и милый нрав гонимой царевны.
Сохраняя деликатность тона и изящество речи, Пушкин даёт простонародное, насмешливое отношение к царице.
К таким же безобидным, просто "детским" сказкам мы привыкли относить и "Сказку о царе Салтане". Однако сквозь волшебный покров сказки о князе Гвидоне, счастливо избежавшем превратности судьбы и благополучно женившемся на царевне-Лебеди, проступают сатирические наброски типов.
Царь - глупый самодур, которого держат в руках злые, вероломные повариха и ткачиха "с сватьей бабой Бабарихой". Тонкие иронические ремарки поэта преследуют царя Салтана на протяжении всей сказки.
Смысл "Сказки о попе и о работнике его Балде" и "Сказки о золотом петушке" настолько подчёркнут, что нет смысла даже говорить об этом.
Социальную заостренность этих сказок Пушкина прекрасно почуяла царская цензура, которая не пропустила "Сказку о попе..." *, а из "Сказки о золотом петушке" вычеркнула ряд строк. Пушкин в своем дневнике записывает:
"Февраль... Ценсура не пропустила следующие стихи в сказке
моей о золотом петушке:
Царствуй, лежа на боку.
Сказка ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок.
Времена Красовского возвратились.
Никитенко глупее Бирукова". (Из дневника. 1835 г.).
Но так же, как и во всех сказках Пушкина, сатира здесь ярче и законченней, чем в народных источниках, которыми он пользовался. В "Сказке о попе и о работнике его Балде" Пушкин объединил целый ряд комических сказочных мотивов, более выпукло подчёркивающих ум и смекалку Балды. Эта сказка вышла после смерти Пушкина под редакцией Жуковского, заменившего в угоду цензуре попа купцом. В этом искажённом виде сказка Пушкина почти всегда и выходила в дореволюционных издательствах.
Характерное отличие сказок Пушкина в том и состоит, что, выбирая мотивы мирового сказочного фольклора, он довёл народный протест, часто лишь неясную тенденцию, до логической и художественной завершённости и при всем этом сумел остаться чисто русским народным сказочником-поэтом.
Его сказки - это прежде всего выражение национально-русских народных представлений о жизни, о различных социальных кругах и отношениях, это выражение оппозиционных настроений против специфически русских уродств социальной действительности. Пушкинские сказки проникнуты чисто народным бытовым колоритом, отражённым в типично русской сказочной образной системе и сказочном вымысле. В этих сказках - истинно русское просторечие, характерный русский склад речи, оборотов, выражений.
В обрисовке быта Пушкин сохраняет прямолинейность и схематизм народной сказки, и, так же как народная сказка, он выбирает самые типические черты этого быта, передавая при этом их в форме специфически народных представлении и народной оценки.
Снова хочется сравнить сказки Пушкина со сказками Жуковского, состязавшегося с ним. Творчество Жуковского являлось историческим этапом в развитии русской литературы. В борьбе с литературой, существовавшей до него, Жуковский выдвинул новые художественные принципы, приблизил поэзию к народному творчеству. Однако он ещё далёк от подлинной народности в литературе, и в частности в своих сказках не отражает цельности народных представлений.
Бытовые картины Жуковского насыщены эстетическими зарисовками. Жуковский любуется утончённым стилем великосветских отношений, пышностью балов, церемониалов, томностью царственных красавиц. Он создаёт блестящие классические сказки, но, как уже указывалось, несмотря на сходство, ещё далекие от народных.
Пушкин иронизирует, "огрубляет" эти картины, вливает ту ложку дёгтя, которая сразу отбивает вкус к аристократической пышности; его характеристики, поэтические описания, ремарки настораживают читателя к изображаемым им людям, явлениям, событиям, он смотрит на всю эту пышность с точки зрения здравого народного смысла.
Жуковский создаёт образ премудрого и доброго царя - истинного отца народа, которому последний и отвечает по заслугам: любовью и почестями. У Пушкина традиционное "Царь ты наш, отец народа" звучит издевательски: у него царь - бессильный, жестокий, ленивый, похотливый и глупый. От его злодеяния "вся столица содрогнулась", и как нельзя лучше царя Салтана оттеняют злые, завистливые "ткачиха, повариха с сватьей бабой Бабарихой", а царя Дадона - распрекрасная "девица, Шамаханская царица".
В описаниях царственного быта и в характеристиках великосветских особ Жуковский по сравнению с Пушкиным пышнословен и велеречив. Пушкин лаконичен, изображает быт и типы меткими народными характеристиками и оценками: "А сама-то величава, выступает, будто пава"; "И садятся все за стол, и весёлый пир пошел"; "Царя Салтана уложили спать в полпьяна"; "Дома в ту пору без дела злая мачеха сидела"; "Лишь её похоронили, свадьбу тотчас учинили".
В пышнословии Жуковского хотя и есть народные слова и обороты, но они тонут в чуждом народному языку строе речи, в чуждом народному языку словаре, в французской утончённости выражений. Пушкин сохраняет народные представления и народные обороты и весь строй русской народной речи. Работа поэта сказалась здесь лишь в том, что Пушкин сделал язык народа острее, выразительней, полноценней.
Жуковский развёртывает действие медленно, предоставляя читателю возможность любоваться мастерски отделанными деталями, задерживая его на пышных, торжественных описаниях.
Сказки Пушкина динамичны. Поэт рисует детали темпераментными штрихами и в духе народной сказки быстро развёртывает действие.
Эта бодрость и стремительность не мешает однако Пушкину иронически усмехнуться, одним сатирическим штришком нарисовать целую картину, как умеет это делать и народ в своих сказках.
Почти все сказки Пушкина написаны хореем - так характерным для игровых и песенных произведений народа. Это придаёт сказкам изумительную лёгкость, простоту и динамичность.
Опираясь на культуру мировой сказки, он создаёт свою сказочную систему образов. В галерее его сказочных персонажей мы находим совершенно преображённые, индивидуализированные Пушкиным традиционные образы и ряд новых образов, введённых им в сказку.
Традиционные дед и баба, поп и работник, злая мачеха и падчерица, глупый царь - все они у Пушкина выступают как психологически законченные, совершенно определённые бытовые персонажи в типической, Пушкиным нарисованной, обстановке. Пушкин их ставит в особые отношения, отношения, которые он больше всего ненавидел и по-своему разоблачил и высмеял.
Князь Гвидон, Шамаханская царица, царевна-Лебедь, у которой "под косой луна блестит, а во лбу звезда горит", баба Бабариха, золотая рыбка - персонажи, введённые в русскую сказку Пушкиным. Это отчасти заимствованные из других жанров и переработанные для сказок, отчасти целиком созданные пушкинским поэтическим вымыслом образы.
Пушкин создает и свою композицию сказки. Он не только отходит от традиционной для народной сказки троичности в композиции, но, блестяще разрабатывая цепную композицию приключенческой сказки, комбинирует сюжеты самых различных сказок и мотивы народных песен, вводит классические экспрессионистические описания природы, лирические обращения.
Эти лирические песенные обращения к природе (к солнцу, месяцу, ветру), которая становится активным действующим лицом, проходят лейтмотивом через всю сказку. Они придают сказке эмоциональный тонус, так непосредственно воспринимаемый читателем.
Разнообразные лирические обращения песенного характера дополняют сказочные образы, и недаром они бытуют как фольклорные произведения.
Описание фантастических, вымышленных вещей и явлений у Пушкина отличается поэтической конкретностью, так же, как и в народных сказках, они ощутимы; вместе с тем это вымысел большого поэтического дарования.
Реалистическая сочность в изображении фантастического, вымышленного, поэтичность вымышленных образов - вот что отличает пушкинские сказки.
В этих сказках слились две культуры - культура народного творчества и культура классической поэзии. Из этого сплава и возникли чудесные сказки Пушкина.
Сказка учит мыслить, обобщать, типизировать, сказка даёт простор поэтическому воображению, учит меткому слову, поэтически выпуклой речи. В этом сила сказки, и в этом сила особенно пушкинской сказки.
Стихи в сказках Пушкина дают юному читателю эстетическое удовлетворение, приучают к поэтическому слову и образу, к запоминанию стихового текста, что необходимо для культуры языка наших детей, и не только языка, но и культуры общей.