За окном мастерской вздымалась и кружилась снежная метель, словно кто-то вытряхивал над городом гигантскую перину. А внутри царил свой, рукотворный хаос. Мария, отложив кисть, откинулась на спинку стула и с тоской посмотрела на главного виновника своего невеселья — каркас огромных ангельских крыльев. Он стоял на мольберте, уродливый и голый, обтянутый лишь белой бумагой. Коробки с перьями, блестками, банки с клеем и красками, разномастные кисти довершали картину творческого апокалипсиса.
«Идеально, — мысленно процедила она. — Все люди по парам, в гостях, у елок, а я здесь. Золушка без тыквы и феи, но со срочным заказом от театра». Спектакль в детском доме был назначен на первое января, а крылья для главного героя, мальчика-ангела, ей заказали только недавно и пообещали забрать утром. Техничка Надежда Петровна, уходя, махнула рукой: «Ты справишься, Машенька, ты ж у нас волшебница!» Волшебница. Сидит в новогоднюю ночь одна среди призраков прошлых спектаклей — тут голова лошади, там костюмы дракона, пиратов, фей и других сказочных персонажей.
На столе тикали часы: 21:15. Она вздохнула, взяла мягкое, пушистое гусиное перо и снова принялась за нуднейшую работу — приклеивать его у основания, рядами, создавая оперение. Музыка из соседнего кафе доносилась приглушенно, обрывками, веселая. Мария едва сдержала слезы усталости и обиды.
И в этот момент раздался стук. Неуверенный. В старое деревянное окно со стороны служебного входа. Мария вздрогнула. Кто это может быть? Она подошла, раздвинула занавески и увидела за стеклом, в вихре снега, мужское лицо. Незнакомец показал на щеколду, его губы беззвучно сложились в слово «Пожалуйста».
Осторожно, держа в руке тяжелую металлическую линейку на всякий случай, она открыла. В проем ворвался ледяной ветер со снегом и вместе с ним — человек в темном пальто, весь усыпанный снегом.
— Простите тысячу раз! — он отряхивался, оставляя на полу лужицы, как мокрый пес. — Я не маньяк, честно. У меня машина заглохла прямо напротив ваших ворот. Телефон еще сел. Я увидел свет и… мне просто нужно вызвать такси. И можно погреться пять минут?
Он выглядел растерянным и совершенно искренним. В руках он сжимал бархатный футляр — похожий на футляр для очков.
— Входите, — сдалась Мария, захлопывая дверь. — Только тут, как видите, не очень чисто.
— Это мастерская? — его взгляд скользнул по стеллажам с красками, эскизам на стенах и остановился на крыльях. Лицо прояснилось. — «Лебединое озеро»?
— Ангел, — поправила Мария, возвращаясь к своему мольберту. — Новогодний спектакль для детей. А Вы откуда?
— Алексей, — отрекомендовался он. — Ехал с сольного концерта в филармонии. Пианист. — Он показал футляр. — Вот, метроном. Подарок от коллеги, смешной.
Он поставил футляр на стол, и его взгляд снова прилип к крыльям. К тому единственному ряду перьев, который уже был приклеен. — Они… они будут великолепны. Но почему Вы делаете это в одиночку в такую ночь?
— Потому что сказки делаются в одиночку, — с горьковатой иронией ответила Мария. — А завтра утром их уже забирают.
Алексей снял пальто, под ним оказался темный, слегка помятый концертный костюм. Он подошел ближе.
— Знаете, у меня сестра — художница по тканям. Я в детстве вечно ей помогал, держал, смешивал краски, красил. Руки помнят. Может, я могу помочь? Хотя бы перья подавать или клей наносить. В обмен на чай и возможность позвонить. Как Вам?
Мария хотела отказаться, но в его глазах светилось не только вежливое участие, но и неподдельный интерес, а еще — та же усталость от одиночества в общем празднике, которую она видела в зеркале.
— Чай в термосе там, — кивнула она на угол. — А помогать… можете попробовать приклеить ряд вот здесь. Только аккуратно.
Так началось их странное сотрудничество. Алексей, оказалось, был невероятно аккуратен и обладал тонким чувством формы. Пока Мария рисовала на больших бумажных перьях тончайшие прожилки серебряной краской, он, следуя ее указаниям, приклеивал основания, создавая объем. Работа закипела значительно быстрее.
— Вы играли сегодня что-то новогоднее? — спросила Мария, чтобы нарушить сосредоточенное молчание.
— Шуберта, — улыбнулся он. — Не очень-то по-праздничному. А какие обычно заказывают костюмы к Новому году?
— Снежинки, зайчики, пираты, Деда Мороза и Снегурочки. Иногда — надежду. Как вот эти крылья.
Они разговорились. Он рассказывал о сцене, о волнении перед выходом, о тишине зала перед первым аккордом. Она — о магии, которая рождается не в готовой декорации, а вот в этом беспорядке, в запахе краски и древесины. Он поставил на телефон тихую, негромкую музыку — не Шуберта, а что-то современное, мелодичное и теплое.
Часы показывали без четверти двенадцать. Крылья преобразились. Они были почти готовы — пышные, сияющие серебром и легкой позолотой по краям, переливающиеся под светом лампы. Оставалось прикрепить последний ряд из длинных перьев.
— Давайте вместе, — предложил Алексей. — Для симметрии.
Они встали по разные стороны мольберта. Их руки иногда касались за каркасом, движения были синхронны. Мария ловила на себе его взгляд — внимательный, спокойный, одобряющий.
— Три минуты до Нового года, — прошептала она, закрепляя последнее перо.
— Мы успели, — так же тихо ответил он.
Он выключил основное освещение, осталась только настольная лампа, бросающая теплый свет на готовые удивительные крылья. Они казались живыми. Из телефона послышался бой курантов, доносившийся из какого-то эфира. Алексей и Мария стояли среди красок и кистей, в лучах волшебства, которое только что создали своими руками.
— С Новым годом, Мария, — сказал он, и в его глазах отразились и блестки с крыльев, и что-то еще.
— С Новым годом, Алексей. Спасибо, что залетел.
— Я думал, я просто сломался, — улыбнулся он, шагнув ближе. — А оказалось — приземлился ровно там, где должен был оказаться. Чтобы понять, что важные вещи иногда рождаются не по плану, а среди легкого беспорядка и… неожиданной компании.
Алексей взял ее руку, испачканную серебряной краской. Мария не отняла ее.
За окном метель стихла. Где-то хлопали салюты, но здесь, в мастерской, было тихо и уютно. Они встретили Новый год, подарив крылья ангелу. А может, и себе — чтобы хватило смелости сделать шаг навстречу чему-то новому. И когда часы пробили двенадцать, они просто стояли, улыбаясь друг другу, слушая, как тикает метроном, отсчитывая уже не концертный ритм, а первые секунды их новой, пока еще не написанной, истории.