Глава 7. Сентябрь
Сентябрь
Там же...
Неповторимый мой шутник, я так и сделала. Я кружилась в музыке снов и умирала от чужих рук, соглядатаев неземного блаженства. Я оставила автопортрет нашей звездной болезни...
Мое занятие прервала неделя светских встреч, пустые люди интересуются современной литературой, вознося к вечным понятиям матерный эпатаж. Супруг перехватил мой порыв, я не стала отвечать и спорить, он прав и чужд моим устремлениям, но весьма осторожен с моим настроением. Я себе удивляюсь, уже год нашего сосуществования, а я ни разу не подала на развод.
Скорая на расправу, что-то я стала сторожкой.
Если я не спутала конверты, то мы путешествуем по весне девяностого года. Я бережно складываю письма в ностальгический конверт, на котором вместо марки – Достоевский, за его спиной шпиль Адмиралтейства и ангел, трубящий в рог. Струится дым погасшей свечи на подоконнике: вид из окна на набережную, мокрую от дождя, и два тонких предутренних силуэта...
Художник знал, что мы белой ночью на Мойке будем читать стихи?
Неужели творчество позволяет видеть небывшее даже в акварельном наброске. Иль советский иллюстратор конвертов (банально!) встал от утех любви с постели, чтобы покурить в окно, вспомнил, что макет завтра надо сдать, набросал на мольберте свою несостоявшуюся прогулку, к утру подсохнет, вернулся к ней.
Кто предугадал наши встречи?
Вы, покупая конверты, выбирая почтовую бумагу? Или существует некий закон, по которому все не от мира сего чувствуют, поступают одинаково, одновременно делают открытия в разных концах света?
Непостижимо!
Мадам Лючия де Ламмермур
***
Мадам…
С праздником 8 – это символ бесконечности, а март позади. Впрочем, зачем я поясняю, когда ты поймешь более, нежели я хотел сказать.
Как и я.
Я могу с абсолютной точностью сказать, где мы уже встречались... встретимся... там, где «в душе моей сияет свет, который не ограничен пространством, где звучит голос, который время не заставит умолкнуть, где разлит аромат, который не развеет ветром, где пища не теряет вкуса при сытости, где объятия не размыкаются от пресыщения».
Б л а ж е н н ы й – б л а ж е н н ы м
В одном сумеречном уголке моей памяти обнаружил полузабытый юношеский стишок, попечалился и улыбнулся. 198?
А человек всё живет и живет:
Пишет стихи и не лгать устает.
Строчка за строчкой – такие дела –
Тропка к забытому замку вела, –
Где всё, что пело, уже не поет,
А человек всё живет и живет.
(И.С.М.)
А вчера внезапно пошел мокрый снег – вослед теплому солнцу, но сегодня весна и совершенно неизвестные мне, невеже, птицы поют. Словно не город, а лес. Итак, будем веселы пока МЫ – МЫ (звукосочетание не ахти, только смысл точен).
Прошу простить зеленый цилиндр: армейское в светском, но главное, кошачья (тигриная) сущность в сочетании с контрабасом! Какая блистательная совокупность. Котами себя чувствовали и Гофман, и Бодлер, и Малармэ. Открытку следует сложить пополам и водрузить рядом с рабочим столом для усиления беспечности в минуты усталости... (мяу)
***
Мадам,
Все наши письма, два со стихами – были отправлены в один день? А стихи (стр.6-10) оказались на моём столе через два дня после первых(?).
Боже мой! – о чём это я... когда всё это не важно, нет – важно – длительность поцелуя, длительность вселенной.
А как Вы правильно «угадали» дату моего единственного возможного приезда 8-9 мая! Нет, я устремляюсь в длительность нашего СНА: Шопен, мазурка, поцелуй...
Ваш!
P.S. Примите мой старенький опус, он светел. Следующий будет темнее, простите... христосование перенесем (прибережем) к встрече, не правда ли... (см.открытку (ред.)
***
Наконец-то, Мадам!..
Пространственная длительность подвигает меня на предписьмо (предисловие) – отсюда и формат, отличный от Вашего, порадовавший меня бесконечно. Поверьте, мне хватило одного вдоха (вздоха), чтобы прочитать, услышать музыку снов, там, за строчками – выше! Звездные нити нас связывают, пленника и пленницу, вдохновением (вдох нов!), и как приятно было бы узнать, что на взгляд чужой – наши с Вами – отношения «блестящи и порочны»!
Пусть сие будет не предисловием, а прелюдией! «Меланхолию» я должен обязательно показать, уже после этого передам в занятный журнал, где, возможно, опусу будет уделено неплохое место. Журнал новый – московский, я познакомился с одним из номеров – подходит по стилистике.
Прелюдия затихает, скрипки и духовые свободны, а вот секции колоколов – придется остаться (см.открытку).
Целую, В.