Лазариха добилась своего. Комната соседа была приватизирована и завещана сыну. На пятом месяце стали названивать из больницы, чтобы уже забирали человека. Волей-неволей Маруся допекла бывшую жену соседа, чтобы она решила вопрос ухода за больным или оформила его в богадельню. Она примчалась с вином и конфетами, ее кто-то напугал, что комнату отберут в пользу пансионата для престарелых. Пришлось искать старые телефоны, знакомая медсестра сказала правду, что все оформляется через Собес, как и раньше бесплатно, просто так принято говорить родственникам, чтобы очередь была меньше, а совести у людей больше. Некоторые переписывают документы на квартиру, лишь бы сбагрить стариков. Общежитий уже нет, а работают приезжие.
Как ни странно у нее все получилось, больница скоренько снабдила ее всеми анализами для оформления, комната осталась пустой, но дурно пахнущей даже после уборки. Маруся раскрыла двери для сквозного проветривания и стала вынюхивать причину исходящего запаха. Сложила диван книжкой, а в ящиках завелись черви в застоявшейся моче. Давно она так не материлась, позвонив Лазарихе, чтобы та выбросила на хрен ссанную мебель. Та в ответ попросила позвать дворников, ссылаясь на недомогание, что она вернет ей деньги. Продолжая материться Маруся засучила рукава, развела ведро хлорки, провела капитальную дезинфекцию после выноса барахла. Притихшие котики воспользовавшись тем, что она отмывалась в ванной, обследовали и захватили места на шкафу и книжных полках у окна. Новый обзор им понравился, ей тоже легче стало дышать.
Она, конечно, понимала, что поступала жестоко, по три дня не впуская соседа в дом, он не держался на ногах и ночевал в подъезде, выпив, снова ломился в железную дверь. Она вызывала милицию, но те, приехав, не забирали его, а выкидывали на лавочке у подъезда.
- Что ж это такое?! Где вытрезвители? – Взрывалась она, негодуя и терроризируя Толяна, на что он хотел выйти и привести соседа домой.
Ключи тот давно потерял, замки меняли несколько раз, а паспорт он не брал с собой. После острого психоза Марусю трясло, она курила у окна и увидела, как сосед Лазарь скачет на коленях к подъезду.
- Ну что ты творишь, ну нельзя же так! – Укорил Толян жену.
- А как?! Просвистеть все бабки, прокутить можно? Оставить нас в коммуналке можно? Если ты мне сейчас скажешь: «Не волнуйся, дорогая!» я за себя уже не ручаюсь! Я не ломовая лошадь, сил моих больше нет.
Толян побледнел, Маруся проревелась. Сосед поскребся в дверь, Толян впустил его, мягко читая нотации, что пить нельзя и орать дурным голосом по ночам нельзя, что нервы уже не выдерживают. Лазарь мычал, кивал и захлопнул дверь к себе в комнату, включил телевизор. Она взвыла, понимая, что и впрямь она готова убить, краешком сознания догадываясь, что еще капля и она не сможет себя контролировать. Состояние аффекта, - констатировал внутренний голос. Она судорожно схватила пакет с лекарствами, высыпала на стол, попалась коробка релашки, она вкатила себе в бедро, вторую ампулу натрясла в ложку, проглотила. Ее передернуло, она заела сахарком, запила горечь, мышечное напряжение стало спадать. Уже спокойно она попросила убавить громкость, обостренный слух болезненно воспринимал малейший шорох в квартире. Завтра она подберет себе курс и не выйдет на работу, ссылаясь на насморк. Толян пришел на кухню, как побитый пес смотрел на нее.
- Кидала и подстава, стели себе спать отдельно. Но прежде выключи у соседа телик, он уже храпит.
- Я не кидала… так получилось, - прошептал он.
- А я тебе говорила, если ты не сделаешь скачок сейчас, в сорок лет, то мы навсегда застрянем в коммуналке. Я уже озверела. Да, выключи уже у него все, реклама бесит.
- Но он закрылся же, как я зайду, дорогая?
- Тонкий гибкий нож легко отогнет язычок, он просто защелкнулся.
Толяну удалось войти и выключить свет и работающий на всю громкость телевизор. Сосед храпел во всю глотку, дергаясь и вскрикивая во сне. На столе была початая бутылка водки. Он подкрутил замок, чтобы дверь не закрывалась, достаточно нажимной ручки. Маруся спать не укладывалась, курила на кухне, пришлось самому искать постельное, чтобы лечь на сложенном диване.
Утром Маруся ела поедом соседа, заставляя при ней выпить бульон, пока она его не удавила. Сосед хрипло рычал, то требуя, то прося купить водки, давился горячим.
- Сходи за водкой уроду, а то нам тут еще белочки не хватало, - рявкнула она, завидев мужа.
- Толян, Толичек, будь человеком, ведь сдохну сейчас, Толичек, сходи Бога ради.
- Паразит, хоть Бога не поминай! – Наступала Маруся на зажатого в угол трясущегося соседа.
Он сидел на стуле и не рисковал махать руками, глотал бульон из кружки. Допил. Маруся замахнулась на него пустой железной кружкой и хлопнула ею об стол соседа.
- Прости, прости, - причитал сосед, закрываясь руками.
- Дорогая, что-нибудь еще нужно купить, - спросил Толян.
- Ай, не знаю, посмотри, что там, в холодильнике и у котов. Рыбу посмотри.
- Посмотрю, - примирительно откликнулся он.
Обычное муторное утро коммуналки, словно вечером ничего не случилось. Вчера ему было страшно за любимую женушку. Такие вспышки агрессии ему еще не встречались в жизни. Это и другое, и все было страшно для нормального человека. Никакого расчета кинуть у Толяна не было. Так было здорово с веселой очаровательной Марусечкой, которая еще и деньги умела заработать! Было безумно хорошо, чтобы смотреть под ноги и думать о проблемах. Это же не работа! И тещи в доме нет, живи, да радуйся. Теща осталась в трехкомнатной квартире, да и хрен бы с ней. Так обдумывал Толян вчерашние эксцессы, надеясь, что она оттает и все будет просто прекрасно. Он не хотел признаваться себе, что строчка с их адресом в статье о сносе пятиэтажек волновым методом в районной газете и есть та точка отсчета, с которой он начал транжирить скопленное. Маруся думала, что у него дела пошли в гору, ему тоже так хотелось думать, если бы не дефолт… Но у нее всегда был взрывной характер, правда проявлялось это в счастливых моментах супружеской жизни. У тещи и жены всегда было такое искаженное лицо, как вчера у Марусечки. Он успокаивал себя тем, что он неотразим, не курит, не пьет, чего еще-то нужно для благополучия семьи? Она умная женщина, придет в себя, гнев схлынет, как волна после шторма, выбросит грязь и схлынет. Но Марусю он не застал дома, она исчезла. Через пару дней Игнат сознался, что мама кантуется у Цапли. Она сквозь зубы поговорила с ним. А когда вернулась, дала время на сборы, позвонила его сестре, чтобы забрала «постояльца». Сестра и впрямь приехала, они похохотали на перекуре, пока он и шурин таскали вещи. Но Толян не отдал ключи от квартиры, разумно предполагая, что хитрая Маруся не приведет в дом нового мужика, зная об этом. Разумная пауза, вполне уместная после пяти лет брака.
Она позвонила только через год, когда ей нужно было вызвать скорую и достирать замоченное белье. В больницу ее не взяли, сняли приступ уколом. Он с удовольствием навел порядок в доме, приготовил обед, потом прилег к ней, с трепетом гладил по голове, пока боль не отпустила ее. Ему очень не хотелось уезжать от нее, слабая и больная она была еще красивей или просто мягче и добрее, без чего женщина не человек. Не хотелось, но пришлось. Еще через месяц она потребовала ключи, сказав, что вскоре выйдет замуж. И вышла.
По весне в дверь позвонил Пашка, она знала, что он прописался в папину комнату, а на Живописной улице двушка приватизирована в собственность. Последний раз они крупно повздорили с Лазарихой, пустившей квартирантов в ее отсутствие. Тит с третьего раза добился или договорился с ментами, чтобы их выперли среди ночи из чужого жилья, с тех пор она поменяла замок и жила спокойно. Сынок Лазаря был противоположность матери, мягкий, не скандальный, но он тоже хотел бы сдать комнату.
- Пашенька, сдай свою квартиру, живите здесь, - парировала Маруся. – Как это вы легко распоряжаетесь моей безопасностью. Я не могу пустить и не пущу чужих людей в дом! Сам-то подумай! Как мамочка поживает?
- А мама умерла, теть-Марусь.
- Ой, царство небесное, сочувствую, Пашенька… И давно?
- Три месяца назад… Я все понял, я подумаю. Мне квитанции нужны на квартплату, отца дееспособности лишили, так суд меня опекуном назначил.
- Вот как получилось… Я кофейку поставлю. Как-то ты неважно выглядишь, Пашенька.
Маруся покачала головой, закурили. Павел вздохнул, посмотрел на нее долгим взглядом.
- Я подумаю, теть-Марусь, я позвоню, если решусь переезжать сюда. И впрямь, что мне пять тысяч за комнату, а за квартиру тридцатник взять можно. Я сейчас не работаю, а то бы не стал беспокоить, мне и не нужно ничего от отца, вспомнить противно, как он на меня с ножом из-за бутылки кинулся, а я ему еды принес, пожалел. Это хорошо, что вы тогда не испугались, на место его поставили. А у меня цирроз нашли, я в больницу лягу на месяц, потом сообщу о своем решении, будет время подумать, взвесить.
- Пашенька, обследуйся и не зацикливайся, таким диагнозом не кидаются врачи.
- Так мне прямо сказали, наследственное, как у мамы.
- Ошибиться недолго, не думай о плохом. Ты предупреди, я тогда холодильник уберу отсюда.
- Да мне и дома кухня-то не очень нужна, вот только кошка Масяня у меня, как они поладят, - он погладил Максика, вспрыгнувшего к нему на руки.
- Не бойся ничего, поладят, и мы поладим. Звони, что и как, договорились? А кто с кошкой будет? Можешь сюда привезти, не обижу.
- Нет нужды, соседка присмотрит, я уж не первый раз в больнице.
Вечером позвонил трезвый Тит, справился, когда она навестит их, мамуля беспокоится сильно. Маруся поделилась новостями.
- Это ты правильно решила, сирота в дом – счастье в дом, у меня будешь жить.
- Реанимацией на дому заниматься?! Обслуживание запоев кончилось, иди на хрен, Тит. Мамулю-Юлю навещу, когда тебя не будет.
- Ладно, я денег оставлю, купишь все, что нужно. Ты мою мамулю больше меня любишь! Но нельзя век обидой жить, научись уже прощать. Все мы слабы, ибо человецы, - начал заговаривать зубы Тит.
- Тит, а ты еще песню спой, - рассмеялась она.
- Сейчас, гитару возьму и приду петь под окно. Только я трезвый.
Разумеется, Тит не раз приходил, звонил, гусарил и фестивалил, как в молодые годы. Погулять-то в свое время было незазорно, только после тридцати все как-то остепенились, знали меру. Но возраст и годы разделил круг былых друзей на алкашей и просто пьяниц. А Тит оказался запойным начальником, скрывая срывы больничными, благо кругом связи, а не только в институте сына, где и он каким-то боком преподавал иногда, готовил кадры для закрытого завода. Предприятие оборонное, даже в жуткие девяностые годы не задерживало зарплаты. Конечно, они одним чохом купили машину, классику девятку, другим чохом - дом в деревне. Все это предстояло обживать, а не препираться, кто прав и кто правее. Удивительно, но Тит не боялся ее гнева, помнил ее юной русалкой поутру на рыбалке, заходящей в речку. Ох, как он тогда завидовал Улетайкину, собачась со своей женой и любуясь девушкой друга. Он хотел ее трахнуть и трахнул, но, сколько зла это принесло всем им, по сей день не расквитаться.
Тит сидел на кухне со своим сыном от первого брака, юристом, решая проблемы Игната, когда позвонили.
- Да, Паша, я тебя слушаю.
- Да нету вашего Паши, вот лежит тут в аптеке неопознанный труп, вы знаете – кто он?! Приходите, а то уже перевозку вызвали, отправлять надо.
Тит позвал Марусю, попросил поискать паспорт Паши в столе.
- Как, разве его нет дома? А когда он вышел?
- Я тоже не услышал, умер он в аптеке, не дошел. Я одеваюсь, с тобой пойду.
Маруся онемела… Еще утром Паша доложился, что талонов к участковому нет, отказался от ее гормонального ингалятора, чтобы не привыкать, так и не поел кашки горяченькой и как-то грустно заметил, что сильно завидует Игнату. Пусть жена дура и тесть сменил замки в его квартире, суды-дележки замучили, денег нет, долги, зато есть ребенок! И это счастье, что он не один!
Пашка лежал на спине, раскинув руки, смотрел в потолок. Справа валялся его рюкзак, в левом кулаке зажал ингалятор, который, видимо, кончился. Народ входил в аптеку, едва не спотыкался об него, обходил, занимал очередь. Участковый представился, проверил документы. Тит закрыл глаза Пашке, проверил рюкзак, нашел паспорт и отдал служивому, укорив в халатности, мол, москвичи из дома не выходят без документов. Маруся, сидя на корточках, рыдала, гладила его по голове, взвывая время от времени. Подошла аптекарша, сказала, что видела, как он с порога шел, расставив руки, словно слепой, шатался и завалился в очереди, Маруся подтвердила, что у Пашки была астма. Опер дал отбой своим сотрудникам, уточнив, что человека будут хоронить, передал на «ответственное хранение» Пашкин телефон. Тут же засуетилась молодая женщина, похоронный агент, которая сразу напросилась в дом, чтобы сразу оформить ритуальные услуги. Телефон Маруси сразу стали осаждать другие фирмы, предлагая все сделать по высшему разряду.
- Такая редкость, - заискивала женщина, - чтобы чужие хоронили, своих-то не забирают, - причитала она.
В Пашкином столе аккуратно были разложены и сгруппированы по папкам различные дела и документы. Оказалось, что есть место на кладбище, где лежала его мама Лазариха, что двушка на Щучке передана в собственность по договору ренты, поэтому он и был вынужден переехать сюда. Очень странно, что денег у него никогда не было, продав квартиру можно было жить припеваючи. Маруся повесила сообщение о смерти в скайпе, остальные поиски отложила на потом, а пока прочесывала все контакты на телефоне. Нашелся один школьный друг, мать его едва добудилась, парень был в запое, и Маруся очень опасалась буйного медведя, который однажды избил Пашку, разбил дверь к нему, ментам еле удалось выставить его. Но вскоре перезвонил хозяин Пашкиной квартиры, уточнил, что и как, прислал мальчишку с деньгами на погребение. Вот и вся рента. Агент, получив свое, уехала, наказав купить костюм, у Паши не было ничего нового из одежды. Перед сном Тит зашел проведать испуганную Масяню, шипевшую на незваных гостей, выключил автоматически все приборы. Таким образом, они больше не смогли попасть в компьютер Пашки. Через пару недель Маруся забрала урну из Митинского крематория, два часа ехала автобусом на Перепечинское кладбище, держа ее на коленях, подхоронила прах в могилу матери, заказала табличку. В конторе поинтересовалась, сколько стоит место на кладбище, если по-христиански в гробу в землю хоронить. Оказывается, двести тысяч. Вот почему Паша вляпался в неоплатный долг у приятеля и остался без квартиры. А родственников так и не нашли…