Страна разваливалась и копошилась в политборьбе. Мышиная возня и кровавая грызня не могли прекратиться. Друзья, у которых она ночевала, спорили до потери голоса и разрыва отношений. После выпитого тянуло запеть под гитару. Она даже побывала городским психиатром из-за ночлега. Дни она проводила с сыном. Улетайкин не уговаривал, а просто смешил, но… Почему-то это больше не срабатывало. Наверно, потому, что ей уже стукнуло тридцать. Да у господ капиталистов ей как-то было приятней работать. Фирмочки открывались, закрывались, скрывались. Явным криминалом не пахло, делишки-то все были серенькие, водичка мутненькая. Лови удачу. На очередных ночных бдениях под гитару друг вызвал ее на кухню и объявил ей о параде женихов, раз уж выборная кампания оказалась несостоявшейся. Помощники друга-депутата сидели за столом в гостиной. Она им тоже помогала клеить листовки. Холостяки были красочными, разными. Она обещала подумать.
Марусе по-своему не везло. Ей никак не удавалось снять жилье. Старики мыслили прежними категориями, устав от хрущоб и тесноты. Всем хотелось свободы. Старые привычки держали крепко, с нищетой – уже явной и поталонной – никто еще не соглашался вслух. Люди по двадцать лет работали на заводе, чтобы получить двухкомнатную смежную квартиру. Ребенок вырос, тоже хочет жить, а негде. Пока он будет отстаивать свое право на ошибки, где-то и как-то – вопреки всему подрастет новое поколение, которое гораздо зубастей среднего и старшего. Вот уже три поколения лишены жизни, обречены на склоки и прозябание, ненависть друг к другу. Никто из них жизни не увидел. Родившимся в Москве негде жить, нечем дышать. Они даже не знают, что такое возможно, что существует иной мир и очень даже рядом, иногда внутри нас.
Прошло менее года голодухи, когда такая жиличка – как Маруся (лишь бы москвичка с пропиской!) стала роскошью. Необходимость вонзала когти, подрывая бюджет. Фантастический обмен иномарки на комнату в хрущебе спас ее. Поэтическое убежище, пещера, где можно скинуть усталость и импортные шмотки.
Но тут случился Толян. Это не увлечение. Это была любовь к Окуджаве и спокойной жизни с невозмутимо-милым человеком, укротившим ее беспокойный нрав. Ей понравилось быть разумной. Может быть, просто детство ее затянулось? Неизбежность ставила точки над И. Дефолт сделал свое подлое дело. Средний класс рухнул и уже не поднялся до своего начального уровня. Улетайкин бумаги на отказ от сына не подписал. Она вскоре получила развод. Америка, Канада – не Европа, куда два часа лету. Никто там не ждет. Никому мы не нужны ни в дальних странах, ни здесь, что обиднее и сродни предательству. Там пустота. Здесь – гибель. Грусть становится неуместной, если речь идет о выживании.
Когда жилье оказалось в свободной продаже, то у людей уже не водилось денег, скопленных дедками, папками, заработанных средним возрастом, а дети еще не на ногах, а старики уже не ногах. А жить надо всем.
Брашек явился внезапно, изложил цель визита. Десять лет он добивался развода со Зденичкой, вот и добился, как ей обещал когда-то, словно бы в шутку, что обязательно заберет ее навсегда. Зачем ему это понадобилось в шестьдесят лет? Понять невозможно, просто уже дальше некуда откладывать предложение. Его жертвенность, как и ее холодность не оставляли сомнения. Снова брак – пятый и, вероятно, последний. Рядом. Зимние и летние каникулы, два раза в год по две недели – ее отпуска. Игнат скоро сможет самостоятельно разъезжать. Брачный договор был выгодным для нее и сына, – содержание того стоило. Она согласилась и, собрав нужные документы, вскоре уехала.
Квартира, завещанная матерью Брашека, в центре старой Праги была чудесна. Истертые веками каменные ступени, ведущие на второй этаж в их квартиру, сводчатые потолки, стрельчатые окна и двери. Прихожая зала круглая с огромным мраморным столом и статуей. Навеянный модой кронштейн под верхнюю одежду выкатывался при обилии гостей из костюмерной. Слева была детская и спальня с комнатой для няни, ванная комната, походившая на сауну в приличном заведении. Кухня – кладовка узкая, стены – стеллажи. Здесь не привыкли готовить, разве что-то разогреть.
Двери в кабинет вели через шестигранную гостиную, где топили камин. Остальные комнаты не отапливались никогда. Каждый жилец сам решал, как создать привычную температуру. Маруся сразу обзавелась обогревателем для своей спальни. Топить углем было хлопотно и грязно, газ обходился дорого, поэтому было два камина, один работающий – электрический. Брашек раскрыл все двери в гостиную и въехал на горном велосипеде, тогда входившем в моду среди молодежи. Он прокатил Марусю по всем десяти комнатам. Она сменила звучную русскую фамилию на фамилию мужа. Ей все нравилось. Она радовалась затишью, комфорту. Яро знал ее нетерпимость к экономии, поэтому заранее пояснял необходимость той или иной траты, покупки именно этой вещи, чтобы Маруся не вспылила. Практичность всегда раздражала русских, ибо они ничего не могли себе позволить купить на рубли, которых не привыкли считать, ибо купить-то было нечего. После карточек, талонов, голода, инфляции, полной безнадежности люди стали с уважением относиться и к труду, и к его оплате. А Европа вела размеренную деловитую жизнь без особых горестей, вообще не сравнимых с российскими.
- Последний приют, – успокаивала Милли новоиспеченную Марушку Брашкову на, пожалуй, последних посиделках. Об этом не заикнулся никто, но никто в этом не сомневался.
- Все бури в прошлом, - успокаивала она себя, принимаясь за уборку.
Брашек не терпел пыли. Он многого не терпел в быту, но на горничную средств не выделял. Он преподавал в Карловом университете, высуживал реквизированную недвижимость покойной матери, сохранившей все документы. Каждый их день и час был заранее расписан. Думать о работе было недосуг, да и русскую просто не взяли. На улице она старалась спрашивать на элементарном английском или на немецком языках. На каждый вечер была своя программа. Былые друзья видели их часто.
Прага – крохотный городок после Москвы, особенно центр или Вышеград. Все сказочное – игрушечное, словно иллюстрации из «Снежной королевы». Пивнушки, «хосподы», автостоянки, театр на Вацлавской площади, пятиэтажный универмаг – обычные места случайных встреч.
Яничек молодой счастливо представил малышку, загадочно взглядывая на Марушку, сообщил, что ее бывший Янек все еще не женат и помнит ее, что нет ничего предосудительного, если старые знакомые соберутся выпить «пивичка». Зденичка замужем, но не за «тем», за иным Яро. Виктор погиб. Яничек отсуживал фабрику отца и деда у новой власти, надеялся совсем уехать в нейтральную страну, в Америку.
Жизнь шла своим чередом. Прага и спустя десять лет была все той же златой Прагой. Они ездили в прежний Жижковский район, сидели в парке на горе, обозревая звезды и в ногах пропасть, где золотились огни старого города. Она была счастлива бесконечным созерцанием сияющего пространства. Многие влюбленные приходили сюда, прихватив плед и вино, тихо нежились, глядя в небо. Решив выпить, садились и уже видели иное сияние. И не было иных споров, что же краше.
- У меня есть мечта, - загадочно улыбнулся Брашек. Все младые бегают сюда. Обещай, что ты исполнишь ее.
Он прижал палец к губам, чтобы не было возражений в столь сладостную минуту откровения, которую можно спугнуть, и никогда не узнать о чем же хотела сказать душа человека.
- Я хотел быть всю ночь здесь с любимой. С тобой…
Она была почти счастлива тем, что отшумели страсти, перекипела бурная молодость, что скоро Игнат станет совсем взрослым и сможет самостоятельно навещать их. Брашека Игнат всегда обожал, зная с раннего детства. Они не ссорились, она не навлекала на себя его ревность. Возможно, с первого взгляда он боялся, что когда-нибудь он сделает глупость – и все бросит к ее ногам, даже не рассчитывая на взаимность. Кто мог предположить, что незаметно пройдут годы застоя, что жизнь просто так не кончается. Вернее, кончается, но не так, как это рисуется в тоскливые бессонницы.
Он был черен лицом и с трудом воспринимал происходящее, когда она жила рядом, будучи замужем за Янеком. Подлости Зденички не было границ. Это была ее месть, как жены. Они прожили четверть века. Маруся-Марушка жалела друга, зная насколько ему больно, при том, что его безразличие к жене – как к женщине ее совсем не волновало. Она требовала денег, особнячок себе, квартиры сыну и приличное всем содержание. Теперь его возможности стали нешуточными, а он слыл жутким скрягой, не выделившим ни кроны детям. Единственное, что заимела Зденка – их былую квартиру на Жижкове. Даже дачу, они делили через суд, и первый этаж принадлежал ему, так как он все эти годы вкладывал средства в ремонт и содержание. Они оба имели право бывать там, только в разные дни - по расписанию.
Да, жизнь так просто не кончается, у судьбы для людей и стран есть ярчайшие сюрпризы. Желание добыть и как можно больше! А смысл добычи – кинуть все к ногам русской. Возможно, она заслужила изобилие, которого не замечала. Наверно, она просто плохо умела считать деньги. Она привыкла их тратить, не задумываясь.
По контракту Марушка не имела права на развод, обязывалась сохранять наследственный склеп в порядке, в случае смерти мужа, и еще тысячи дел, расписанные до мелочей вменялись ей. Завещания Ярослав ей не показывал, но вся отвоеванная недвижимость должна бы перейти к ней. Брашек баловал ее, как он сам считал, но не видел должной радости в ее глазах. Он внимательно изучал каждое выражение ее лица, жест и возглас. Он хорошо знал Россию и русских. Знал, что ничего нельзя предугадать, сколько ни отслеживай от движения вздернутой бровки до движения души.
- Говори помалу, просимьте, - всегда просил он, если она закипала в гневе.
Если бы он бросил работу, она бы стала задыхаться (депрессивный синдром). Под приступы удушья удалось выторговать приходящую горничную. Но чужое присутствие раздражало, и Маруся уходила гулять по Вацлавской площади. Ей нравилось подниматься по замшелым ступеням к театру и с высоты оглядывать передвижение людей, которых она не любила.
Завязывались случайные, прогулочные дружбы, но легко сменить маршрут, время. Только Яничек остался в роли тайного поклонника, вне подозрений из-за детской коляски. Маруся чувствовала, что в тайниках его любезности назревает роман, а затем последует скандал. Сценарий банален до зевоты. Муж следил за ней. Яничек рассмеялся ее наивности. Брашек всегда следил за нею и десять лет назад, и всегда так будет. Яничек провоцирует скандал и открыто, ничего не посулив взамен, как это принято у них – гарантировать что-то. А это уже что-то новое, неприличное, неопрятное. Она поморщилась, сказала, что пойдет к зубному врачу. Малышка помахала ей ручкой.
Она сменила маршрут, памятуя о шпионской игре мужа. Зеркальце и витрины ни о чем ей не подсказали. Но вскоре муж провел ее по магазинам, доставил ей удовольствие обновками. Жизнь была насыщенной, интересной. Брашек был чутким, крайне внимательным к ее перепадам настроения, старался не быть надоедливым, что не всегда получалось. Он всегда был взрослым, она же оставалась для него юной мамочкой, какой он увидел ее впервые.
- Дурка моя, ласка моя, русские не понимают, не ценят красоту, а это роскошь, наслаждение которой останется со мной и в ином мире, – не сходило с его уст.
В жизни всегда так: один любит безоглядно, другой на его счастье позволяет любить или к несчастью не позволяет. Маруся избегала первой роли и не считала себя ущербной. Ей нравились психологические головоломки. Под этой звездой сверхлюбимости она родилась и была не вправе считать себя неудачницей. Напротив, ей не нужно столько внимания, цветов, поцелуев, золотых клеток. Казалось, что миллионы поцелуев, предназначенные милым, но не роковым женщинам, достались ей, не всегда доставляя радость. Счастливая звезда! Спорный вопрос для Маруси, но не для соглядатаев, наблюдавших за нею.
Ах, эти взгляды! Чужое – чужим пахнет, но она великолепно умела владеть собой, никогда не позволяя чувству поглотить себя до безумия. А, впрочем, был грех, поэтому она и вернулась в пустующую квартиру Ярослава. Отревелась она еще дома, в дороге и ночь после звонка, который помог принять решение. Брашек умел предпринимать необходимые меры для поддержания должного уровня нежности, искренности, взаимопонимания. С ним было спокойно, но не скучно, даже интересно.
Друзья делятся на тех, кто умеет быть любезным обоим бывшим супругам, и на других, которые не прощают одну из сторон разведенной пары. Зденичка не стала ее подругой, хотя обе старались. Ей был безразличен флирт мужа с Марусей, но развод с Янеком она не простила мужу и Марушке. Из чешских друзей, работавших когда-то в Союзе, одни не простили брак, другие – развод, третьи – отъезд в Россию. Дружеский круг, опекавший ее в застойные годы в СССР, в Праге уже не сохранился. Хотя, если вдуматься, Маруся-Марушка никогда не встревала в их личные связи, не учила с кем жить или не жить, не требовала заботы и соучастия в своей судьбе. Кто из всех «знамых» был более нетактичен? Вопрос, конечно, интересный. Чего им самим-то не хватало – умным, доброжелательным, воспитанным и практичным людям, чтобы всегда оставаться друзьями, не зависимо от перемен?
Став-таки Марушкой Брашковой, обретая благоденствие, она лишилась приятельских отношений молодости, хотя они-то призывали ее именно к такому образу жизни и, действительно, повлияли на определенный стереотип взглядов. Друзья, так радевшие о ней, стали рассуждать о правильности пятого брака, предъявлять претензии в неоправданных надеждах, а затем перестали общаться между собой, обвинив ее бесчисленных грехах.
- Мы так верили. Мы знали, мы так хотели…
«Боже мой, - думала она, - что вам всем от меня нужно, что вы смеете отказывать мне во внешнем покое? Что вы хотели вылепить из меня? Я – это Я. Это мое Я. Зачем строить козни, уловки, подвохи для меня, русской, не знавшей отдыха от ваших амбиций? Что это изменит, прошло почти двадцать лет, все быльем поросло, а все вдруг ворошат отжившие эмоции. Случается только то, что случается. И все давно уже случилось и разлучилось».
Зачем Яничку мстить Марушке, увлекая игрой во вновь вспыхнувшую любовь? Какой резон ей затевать новый роман с женатым человеком? Васенька получил отставку, чтобы у детей был отец. Чтобы насолить Брашеку? Значит, они всегда вежливо враждовали. Вернее, Ярослав со Зденкой торговались в браке, но выиграл Брашек. Значит, оба Яна на стороне Зденки – верно и преданно. И, действительно, в своей игре против Маруси они очень старались, да так, что даже влюбились оба. Но младшему Яну с его происхождением и по материальным причинам нельзя было даже мечтать о браке с иностранкой. Не достигнув благосостояния, на Западе не принято жениться. Все востроносые друзья с узкими лицами были похожи друг на друга, особенно это портило женщин, Марусе пражанки казались страшными. Правда был и другой тип нации – высокий, крупный, рыхлый и вялый, о них говорили, что немецкая кровь взяла верх. Они клялись в верности, пока Марушка не испортила им игры в великий подвиг и жертву.
Игнат интуитивно не принял отчима, хотя обожал поклонников матери за дорогущие подарки. Взрослые игры в детскую дружбу и верность. Бывший Янек что-то заигрался. Пора уж и детей народить. Время безжалостно срывает старые декорации, меняет обстановку, интерьер, страны, но роли неизменны. В этом верность актеров в театрике для сумасшедших. Болезнь ревности – тяжелый диагноз. Клеймо брачной аферистки не испугало Брашека. Она улыбнулась ему открыто в отражении витрины. Вероятно, он уже освободился от студентов и бродит за ней верным псом. Зачем нанимать соглядатаев, если так приятно любоваться долгожданной добычей, вырванной из когтей прижимистой на ласку судьбы. Она обернулась, но не нашла его. Жаль...
Консьержка очень приветливо улыбалась ей, словно знала что-то. «Кругом одни психи», - подумалось Марусе. Она почти закончила уборку. В ее кабинете стоял компьютер. Она сняла пленку, стерла пыль, включила. На экране улыбалась со свадебной фотографии Марушка. Она неторопливо открывала файлы. Короткие приветствия Ярослава на случай ее появления. Она улыбнулась. Наконец-то она дома. Она перешла на английский и срочно связалась с ним через интернет, сообщив, что дела в союзе закончены. В ответ кружилась роза и два слова латиницей: «Дурка моя».
Из родительского логова Марушка забирала антиквариат, с трудом собранный в одно место. Упаковка изысканно-хрупких графинов, вазочек и ваз, передел с братьями фотографий, сопровождающихся воспоминаниями о скитаниях репрессированных родителей, которые в детстве им казались веселыми путешествиями. Мамуле и папуле уже под восемьдесят лет. Инсульты, инфаркты, безумие… Они не узнавали своих детей, внуков, хихикали, буйствовали, плакали. Если интуитивно помнить былое царство красоты, то в этом веке крушений не стоит говорить о мелочах, которых не хватает в будничной жизни. Старший Платон жил в родительском доме, чаще собирались в его гостиной, где можно было курить незаметно. И было странным, что прятаться уже не надо. Платон сухо заметил, что, если вдуматься, все было очень трудно. В первый класс он пошел на Украине, он хорошо помнил село и то, что звали чужаков «кацапами». Второй класс он закончил в Татарии, в настолько глухой деревне, что в школу приходилось идти в другую деревню. Третий класс он закончил в Чувашах, там была русская школа.
Антон помнил, что весь первый класс приходилось встречаться с братом на полпути и перекладывать книжки-тетрадки из газеты в его портфель. Купить необходимых к школе вещей было негде. Маруся тоже помнила этот рабочий поселок, там и она закончила первый класс. Потом они внезапно сорвались с места, хотя отец уже выстроил свой дом, и младших детей забрали из деревни, благо православной, жили на отшибе и на границе Татарии и Чувашии. Это была родина матери. Голое степное место и овраги, куда комсомольцы смыли сад, сливая пруд. Это рассказывала бабушка, которой, как единоличнице, не полагалась пенсия. Дед Иосиф в сорок первом году пропал без вести, чтобы вдове не платить за погибшего. До войны приходили письма с Севера от раскулаченных родственников. Умер старый почтальон, письма перестали приходить, так как всех переписали на новые фамилии: Журавлевы-Птицины-Синицины. По дурости председателя колхоза все получили птичьи фамилии, кроме тех, кто сидел или погиб в войну.
Загадка выживания. Мамуля в первый раз хлеб попробовала в тюрьме, в сорок седьмом году. Папуля подтверждал, что тридцать лет они прожили в голоде – с двадцать пятого до пятьдесят четвертого года, что воистину – не хлебом единым живы остались.
- За все наши муки нам Бог послал таких красивых умных детей, - щурясь от солнца, говаривала мамуля за огромным круглым столом, когда приезжала беглянка Маруся и вся семья была в сборе.
- Как мы не умели ценить тех дней, где все были здоровы и живы, - вздохнула Маруся.
Братья оккупировали усадьбу. Улочку в центре города так и не снесли за тридцать лет, хрущоб не настроили. Вечные упреки Платона Марусе за бегство из дома. Что разве здесь мало дураков, пьяни и проходимцев, чтобы мучиться вдали от семьи вечно бездомной, что даже кооператив, купленный ей отцом на имя Улетайкина ей не достался. Доказать провинциалам, что свекровь унаследовала квартиру по закону было невозможно. Видно доля такая, решать проблемы через брак.