Пунктуальная до неприличия женщина опаздывала. Василий сказал, что ждет ее в пять, пришлось поссориться с Ксенькой, выставить ее вон, обязав предварительно привести дом в порядок, нагладить рубашки. Чем дальше, тем своенравней становятся девушки, поэтому и вынуждают идти на разрыв. Временный. Для порядку. Он просматривал бумаги на столе, сетуя, что программа вечера, проигранная им ночью, срывается. Прежде Марусечка такой не была. С ней что-то происходит. А что? Обычные бабьи переживания: любит – не любит. И где же она? Стала труднодоступной леди. Домашние не подзывают к телефону, но это понятно и объяснимо. Могла бы и сама позвонить. Тут он вспомнил, что она за всю совместную жизнь позвонила сама раз-другой – по делу, срочно, а до этого и после – ни разу. Принцип! В трубке был слышен гвалт турецкого языка. Когда-то он увлекался тюркскими языками. Что это за место, где скопление шизанутых арабов и турок превосходит всяческое воображение. Разве больные могут звать врача к телефону? Они недурно говорят на английском. Она тоже. Может быть, мадам Цапелина неохотно, после трехмесячных происков Васеньки, выдала номер коммерческой клиники. Коммерческая тайна и все такое. Неужели у Муси тоже есть свое дело. У такой-то растяпы. Хотя… Белая Цапель и Черная Зося своего не упустят, а ее пустили как рекламный трюк. Эти могут.
- Марыся, – там были недовольны мужским звонком и ее разговором.
Почему они так ее называют? Запрещено спрашивать. Они очень давно не виделись. Он соскучился. Вовсе не шутя, он давал ей клятвы в верности, ибо времена СПИДа, быть честным с нею, более скромным и порядочным (по отношению к девочкам – глупышкам). Он так и собирался. Но Ксюха задержалась в доме, а Муся пропала надолго. «Была. Ушла. Что передать?» – Отвечали ему по всем номерам. А где она была?
- Я не буду выяснять отношения. Еще слово, я уеду. – Звучал мысленный диалог с нею или ее привычные ответы.
- Столько времени разыскивал тебя, а ты вздумала еще и опаздывать! – Васеньке не хотелось ссориться.
Она права. В бизнесе понятие порядочности – очень и очень условно. Да и годы дают себя знать, хотя он всего-то на год старше Марусеньки. Хочется быть уже ближе, просто вдвоем проводить время, занимаясь домашними пустяками, листать книжки, иногда переругиваясь, уже не споря до хрипоты о западниках и славянофилах. Как мило было на даче. Почему он должен был провести в чудесном месте время не с нею. Пусть бы все катились в болото, до чего же было хорошо и еще, пожалуй, возможно. Сколько лет он не доверял себе, своему чутью, что никто-то больше ему и не был нужен, только она. Пусть вздорная и не молоденькая. С ней он никогда не скучал. Он не верил своему счастью, пока не потерял его. Но это не окончательно. Просто пауза. Это невероятно, но сейчас все начнется вновь – с нуля. Нет разъедающей душу ревности. Действительно, зачем доктору собирать грязь? Так было сложно догадаться об этом? Спать с возлюбленным это роскошь. А она любит роскошный образ жизни. Как велико искушение – сцапать ее и не отпускать никуда. Даже на работу ей не надо будет ходить! Но нельзя, все померкнет, пусть и не сразу. Разменяется на будни, упреки. Нет, мы попробуем законсервировать пылкость чувств, сохранить до старости. Постоянство и искренность. Вот мечта любой заносчивой бабенки. Если им не обещать этого, ничего не обломится. «Любов! Любов! Любов!» Умрут за эти слова. Морковь! Пещерные жители не умерли без любви, наоборот, исправно плодились. Только намекни. Такое нафантазируют, а где и на что жить? Что есть? Это дело второе.
- Не моя проблема.
- Ясное дело.
Я мужик, моя головная боль. Сколько умных голов погибло по их вине! Ужас! – Василий взглянул на часы, начиная сердиться на предмет вожделения. Есть в ней что-то отталкивающее, сколько не уговаривай ее – мысленно. «Эмансипе!» Противостояние, вместо беззащитности. Он обошел офис, все ушли, проверил замки. Сокурсник Толян торчал за компьютером, но не работал. Играл. Отсиживается от тещи и маленьких детей на работе. Лучше бы на деле воплощал тещины подозрения в блудливости. Красивый парень, умный… А дурак. Высокий, длинная грива, не то, что моя плешь. Толян поражал воображение Васьки благочестивой верностью жене, терпеливо ожидаючи кооперативной квартиры, спокойной жизни без тещи. Скоро у них новоселье, они уже приглашены, не с Ксюхой, конечно. Вообще-то на сегодня назначен триумф запоздалых выпускников, но он перенесен. Скоро соберутся свои – тесным кругом. А сегодня следует возобновить отношения, иначе праздника не будет. Его приятели уже предупредили, чтобы Марусечка была непременно.
Маруся неслышно возникла на пороге, махнула атласными фалдами зеленого костюма, словно вихрь пронесся по комнате. Она заглянула в компьютер Толяна, рассмеялась игре, а Толян так и не поднял взгляда. Василий восхищенно наблюдал ее кокетливые подтрунивания, все бесполезно. Самый верный друг.
- Ты покажи мне эту даму. Может быть ее лучше не раздевать? – Продолжала она иронизировать по поводу увлечения глупейшими играми взрослых дураков.
- Я еще не все квадратики открыл, не получается так быстро, как бы хотелось.
Вася многозначительно попрощался с Толяном, извещая его, что желает показать гостье новый офис. Толян просто кивнул. Она поднималась по лестнице. Кокетливый бант собрал на талии странный шлейф, заманчиво приоткрывавший высокий разрез длинной зауженной юбки. Навстречу попался охранник. Хмыкнул ей вслед. Василий Васильевич дал команду закрывать, отвечать, что все ушли. Оставшись наедине, они отстранились, оглядели друг друга, обменявшись банальными фразами о радости встречи. Васенька спешил похвастаться делами, посетовать на ответственность частного предпринимателя, но суеверно скомкал свое бахвальство о доходах. Ее ничем не удивить, не встряхнуть. Она вслух оценивала обстановку, дизайн и хмурилась, останавливая его нетерпеливость.
- Мне завтра работать. Кругом пробки. Ты не уважаешь мое время. Сколько раз тебя учить? Зачем ты вызвал так срочно? Еще кто-то родил?
- Типун тебе на язык.
- А тебе на другое место.
Она смеялась над ним. Он поздно понял это.
- Я голодна. – Он напомнил ей, что сама виновата.
- Уже нет времени, столик на семь заказан. Я просил тебя быть в семнадцать ноль-ноль. Я соскучился безумно. Давай здесь.
- Не дам! Есть хочу! – Она умела отбить настроение.
- Ладно, поехали. Потом решим – куда поедем.
- Что бы это значило?
- Я снял квартиру. Но там гости. Можем в нашу комнатуху нагрянуть. Здесь тебе не нравится. А дел-то…
Она разозлилась не на шутку. У него комната пустует, а она ищет каждый день – где же переночевать – без лишних притязаний друзей. Денег на квартиру хватает, а снять, ну, просто невозможно. Наплыв желающих и минимум сдающих.
- Я для тебя шлюха? По офисам обтираться голой попой. Пшел ты со своими любовями на фиг, друг милый. Кто будет пить, кому за рулем? – Жестко спросила она.
Скрепя сердце, Васенька отставил свою рюмку. Она не хотела ехать служебной машиной, можно было и Толяна попросить. Но она еще не весь яд разлуки выплеснула на него, и надо малость переждать. Так начинались все их последние встречи. Выпьет – умягчится. По дороге она узнала, куда они едут, фыркнула, словно ежедневно там обедает и, словно так просто попасть в дом журналистов. Впрочем, что ей не просто, что ей только не взбредет среди дороги? Васька рад, что сам за рулем. Она изменилась. Стала еще экстравагантней. Он не так распланировал вечер, не доезжая один квартал, он бросил машину. Пошел пешком в ресторан. Пусть ищет его – где хочет. Она рванула с места, на светофоре въехала кому-то в хвост.
- Начинается, – в сердцах вскрикнул Вась-Васич. Она рванула дальше. Подбитый за ней.
- Ладно. Хватит гонок. Идем пиво пить в ДЖ. Приглашаю. Столик заказан.
- Ворона...
- Сам видишь, знак – непредвиденные опасности.
- Ладно, дамочка. Ущерб невелик. Наверстаем. Вы очень экстравагантны. Это только сегодня?
- Всегда…
- Жаль-жаль. У вас есть навыки гонщика. Это у редкой бабы есть.
Они аккуратно припарковались. Она назвала столик. Их провели. Быстро принесли горячее, так как заказ был на семь вечера, а уже стало смеркаться. Сан-Саныч был лет на пять постарше ее и вполне миролюбиво оценивал ущерб от «поцелуя».
- Дело поправимое. Я сейчас без работы, кроликов развожу на даче. С бывшими женами ругаюсь редко. Что детей-то делить…
- Это невозможно, сударь.
- Действительно.
- Два диплома, два брака, вот паспорт, вот права. Мне не хочется вас обманывать.
Он был с обычными житейскими проблемами и здоровым чувством юмора. Доброжелательность в глазах успокоила ее. Она осмотрела себя. Он тоже осмотрел ее лицо крайне внимательно. Ссадин не было.
- Почему-то нет страха в глазах, Маруся. Это неверно. Вы пьете? А кто будет за рулем? Две битые машины. Давайте решать – кто пьет.
- Я! Могу поделиться валидолом, но руль уже не уступлю. Хотя запах пива очень трудно скрыть…
- Особенно, в таких количествах, – закончил Васенька, подсев к ним с долговязой девицей с разбегающимися глазами. – Не думал я, что у тебя хватит наглости продолжить вечер с другим.
- Мгновенно, милый. Давайте знакомиться. Вас ведь уже не выгнать, а Сан-Санычу я задолжала, и денег нет, увы. – Васенька отдал ей пачку купюр. Она невозмутимо положила их в сумочку.
- Уладим завтра, в офисе, Маруся. Веди себя прилично.
Пахло скандалом, сценами ревности с битой посудой. Маруся быстро опьянела на голодный желудок. Сан-Саныч спокойно вдумывался в роли, которые каждый разыгрывал для самоутверждения. Это было обыденно. Было жаль Марусю, Ваську, более плешивого, чем он сам, и случайную девку тоже было жаль.
- Вы кушайте, кушайте, дамы и господа, все потом уладим.
- Вот мой телефон, Вася. А вы, мадам, трезвейте под кофе, кушайте с маслом.
- Икорки, дорогая, – вторил Васенька «своей девушке».
- Милый Пусик, я не хочу иметь с тобой никаких деловых отношений. Только постельные, на которые никогда нет времени.
Девушка Нелечка не нашла туалет. Вася пошел проводить ее, чтобы Маруся не наговорила ей ничего, вызвавшись ехидно, помочь. Когда они вернулись, стол был пуст. Маруся и Сан-Саныч ушли по-английски. Что спокойней. Пусть теперь попробует Марусиной истерики. Он сыт по горло. Дурак! Еще три часа назад мечтал о ней, как о жар-птице. Идиот! Пусть доставляет ее домой Улетайкину. Сто лет не стану звонить этой дуре.
- Я к ней, Неля, со всей дружбой, она старый друг. Скажи, она ведь старуха. Ей давно за тридцать.
- А вам?
- Ну, нет… Я о ней.
- Она очень интересная. Бизнес-леди. В хорошей форме.
- Нет. Она просто псих… То есть врач по психам.
- Вряд ли. Этот внешний вид не бывает случаен. Она с деловых переговоров. Костюм кокетливый, но закрытый и строгий. Визажист у нее отменный.
- Много ты понимаешь, дурочка, – зашептал Вася, но получил пощечину.
Девочка была просто студенткой с журфака, а не проституткой. Надо быть мудрее, назначать свидания на выходные. Мадам требует жертв. Она их получит! Решил для себя Вася. Будем подчеркнуто уважительны к ее времени. Достать бы ее расписание. Куда вот помчалась пьяная? Наверно, дежурство. Бедная моя, девочка.
Сан-Саныч весело перемигивался с новой знакомой, посасывал валидол. Они так решили, что он едет первым, как более трезвый. Он был восхищен затейницей, ему было наплевать, что подфарники были недавно куплены. Неожиданная хрустящая прибыль в кармане насмешила его, он вернет ей, конечно, на остановке. Приподнятое настроение обоих сулило забавную ночку с Марусей, игриво хохотавшей в отражении зеркальца заднего вида. Предвкушение занимательной интрижки активизировало его осторожность в соблюдении правил дорожного движения. ГАИ им сейчас было бы не по вкусу. Было бы лучше махнуть на дачу, конечно. Только на дачу. Он не испытывал мужской солидарности по отношению к Вась-Васичу. Он даже не думал об интиме, мечтал о более прочном знакомстве, ибо ему понравилась шальная девчонка. Она ошибочно остановилась в правом ряду на светофоре. Загорелась стрелка, Марыся послала ему воздушный поцелуй и помахала рукой на прощание. Сзади сигналили. Олух! Она спланировала побег. Хитрющая барышня, – размышлял он, остановив машину. Из-под моста она ушла вправо и исчезла в темных переулках – в сторону северо-запада.
Он покурил. Попинал шины, недоумевая – почему так. Сена он не накосил. Кролики голодные. Мороженное уже растаяло. Дети спят или уехали, его не дожидаясь. Дача не достроена. Пора домой. Хлопот полон рот, а он думает о ерунде. Наверно, любовник молод и боек. Сан-Санычу вдруг стало серо, скучно, обыденно. Он завидовал таинственному самцу, а лысый так… для денег. Пусть будет. Дамочки после тридцати не могут выносить одиночества. Он знал это по собственным женам, некогда отвергшим его, ссылаясь лет через пять благополучной жизни на мигрени – лишь бы избежать постели и супружеского долга. Затем требовали подарков, развода, алиментов. А сейчас ищут причины – помочь с сантехникой или с сыновьями, лишь бы заманить в былой дом, подпаивали, оставляли на ночь. Он отучился пить с ними, чтобы спокойно сесть за руль и «слинять» от них. Они не помнили ни оскорблений в его несносной похотливости в браке. Они ничего не хотели помнить, только то, что он нормальный, здоровый мужчина, но воспитанный. Он был с ними обеими сдержан, но не понадобился, когда они были цветущими персиками и юными мамочками, когда он их обожал. А сейчас… Он не обижается, не помнит зла, но просто уже не хочет ни первую, ни вторую жену возвращать на покинутый пьедестал былого. Обе готовы начать заново. Они даже начали дружить, якобы из-за сыновей, но дружба женская так лжива. Он любил их обеих. Но это было давно. Манерная Зойка в последний раз устроила ему столь откровенную истерику, что больше не может спать одна, что он скоро увидит в «своей (ее!)» постели дворника.
- Все обыденно, - вынес им приговор Сан-Саныч.
Они милые и добрые расплывшиеся хозяюшки, рады дышать его потом, готовы приехать – постирать и приготовить, прислать деду с бабкой детей безропотно. Отпустить на все лето на дачу к папочке. Они начисто стерли в своей памяти – сколько крови они испортили его родителям, родственникам, детям. Никакой вины не чувствуют, но жалости к себе требуют. Все было прекрасно и вдруг?! Развод. Ох, ах, сами не поняли – почему. Так почему же?! Мода была на самостоятельность, эмансипэ безмозглые. Курицы беспросветные. Второй год бывшие жены добиваются его благосклонности, робко и настойчиво. Он все понимал прекрасно. Там дети, тут дети. Соблюдая нейтралитет, их можно собирать вместе на своей территории, заниматься с ними, учить, рассказывать. Они ему верят, а матерям – нет. Сыночки! Но что начнется, когда он выберет кого-то из их матерей? Комплексы нелюбимых, нежеланных, брошенных, ненужных, со злобной подачи невыбранной бывшей. Если он и полюбит кого-то, то внезапно. Как сегодня.
Они ревнуют его к тени. К тени непревзойденной Маруси, которая вдруг пролетела мимо. Она из чужой странной жизни. А вот Маруся ему не встретилась в юности. Она бы из него веревки накручивала, пожалуй, и рога были бы. Он бы все прощал. Разве это любовь? Откуда? Вдруг! Из-за мелкого ДТП? Она моложе его, конечно, но тоже должна понимать, что годы и красота уходят безвозвратно, и хочется юркнуть к милому в теплую постельку, скрыться от злобного мира и ни о чем не думать, не стыдится все более возрастающих желаний и фантазий. Всем этого хочется, когда наступает лет тридцать пять. Все объяснимо: материнство отвлекает, не оставляет сил на эротические игры. Может быть, ее еще не коснулся этот перелом. Она хорошо, очень модно выглядит. Но в сумерках все очень милы. Это косметика, эффектный имидж для рабочего дня. И только. Жаль, что нет ее визитки, а только этого… Он уже затруднялся назвать его как-то более точно. А вдруг? Если он ее любовник или шеф? Он никогда не узнает ее номера телефона. Это было грустно. Сан-Саныч знал, что случайностей не бывает. Фантастическая леди обозначила ему путь. Он знал, какую теперь жену он выберет себе, даже, если не удастся найти ее саму. Номер машины он помнит. Связи есть.
Начнется новая жизнь, ни на что не похожая. И Москва – город немыслимых случайностей, колдовской город. К зиме надо перебить кроликов, заняться работой всерьез. Все-таки два диплома. Хватит кризиса среднего возраста. Кому-то и везет. Чем он хуже лысого? Что толку, что он лет на семь моложе? Ах, обманщица, чарующая песня ночи… Как ты, с кем ты, что ты ищешь в ночных огнях? Я-то здесь, загадочная моя Марыся. Как добралась домой, притворщица? Я уже дома. Сан-Санычу было приятно поговорить даже в мыслях. Мурашки пробежали по коже не от сырости, так хотелось ее увидеть еще раз. И еще, и еще, и еще… Он уснул, устав от дел, бормоча нескончаемые монологи.