Аркадий с грустной серьезностью в голосе не раз спрашивал: «Почему ты выбрала меня, а не вернулась к Тимке?» Непререкаемая уверенность, что они были любовниками, угнетала его более, чем статус женатика. Алиса не хотела врать ему, но и выкладывать все начистоту не собиралась.
- Почему-у-у? Ух! Думается, что пять лет, выраженные в эротическом обрамлении картинок, лишь затяжное прощание с темой. Видишь, он посылает мне сто иксов в кубе. Что ж тут непонятного? Так художник выплескивает боль – через образы. Теперь ему прошлое безразлично, он начал с акварелей, пейзажей, смены моделей. Жизнь начал заново! Это тебе неинтересно?
- Почему ты, сломя голову, кинулась забирать его, будучи замужем? Сейчас не я, а он разделил бы с тобой это ложе. Я прав? Чистая случайность, что семейство договорилось, в конце концов, о его содержании, иначе все тяготы пали на тебя.
- Тяготы?! Разве можно прожить без хлопот? Я любила не Тимея, а сам процесс возникновения шедевра. Мы в одной стихии, достаточно полувзгляда, уютного молчания, чтобы записать новый опус. Понимание творчества – вещь редкая, почти невозможная в окружении, ибо каждый судит по себе. Вот как ты сейчас – примеряешь себя к былым небылицам.
- Небылицы? Пусть будут небылицы. Лиса-Алиса маленькая врушка. Не говори мне никакой правды, не обижайся, я представить не мог, что буду безумно ревновать, это же нерационально. Иногда ты меня одариваешь взглядом – тем самым – магнетическим с портрета. А на него ты всегда смотрела так!
- Кеш, радость моя, я позировала, повторюсь, создавала образ! Он говорил, убрать складку, расслабить плечо, я модель. Он предугадал взгляд, предвкушающий наслаждение.
Алиса усмехнулась. Тимей просил открыть секрет, как она включает «маху». Ей тогда было стыдно рассказать, что она представляет, о чем думает, когда взгляд становится манящим, вызывающим вожделение. Гений передавал то, что видел, не задумываясь, отвергая собственные чувства. Как он стал чужим? Мы выросли, все нормально, даже очень хорошо. Вдруг открылись глаза: а жизнь-то продолжается, и будет продолжаться после нас. Зашифрованные в строки, в штрихи и недомолвки, мы останемся навечно, дабы наблюдать и посмеиваться над происходящим после нас. Это ясно ему, мне. Да, это просто.
- Писать хуже мы не стали, потеряв друг друга из виду. Нас это успокоило, устроило, - задумчиво размышляла Алиса вслух, просматривая рисунки с лупой.
Высокой ценой далось это спокойствие. Бесконечные скандалы дома, угрозы жены. Алиса приняла волевое решение – самоустраниться, уйти в тень, выйти замуж. Ненужные жертвы, пожалуй, преступление. Ни Тимею, ни его безумной супружнице это не помогло. Никто никогда не узнает, что бы они еще создали, оставаясь в творческом союзе недовлюбленных. Они пренебрегали желанием, ради нового сюжета, оставляя на потом, если будет на то время. Как знать? Можно ли терзания совести, физическую неутоленность считать искусством, занимая себя работой? Можно утонуть в чувственных открытиях и забыть о том, что она хотела записать. На досуг времени бы не оставалось. Все эти годы она разгадывала в рассказах, романах правильность своего поступка. Аркадий захватил ее всю, без всяких «но» и никаких «потом», открыл ей чудо живой любви, действенной, восхитительной.
- Послал, так послал, сто иксов в спину, ха-ха-ха, в превосходной, десятой, сотой степени. Ха-ха-ха.
- Мы друг друга поняли. А еще, это же шедевры. Дооформить их могу и я, доделать традиционный периметр золотом в один миллиметр, подобрать рамки. Я же училась у него, рука набитая, у меня нет своего стиля, это же не проза. И я не профи, я этим не зарабатывала хлеб.
- А дальше что? Будешь продавать?
- Это миллионное состояние на черный день. Тимей знает цену своим работам. Он доверил мне страховку своей жизни. Оказал честь. Нельзя говорить никому. Главврач ему поверил, попросил меня срочно приехать, поэтому все мы познакомились, я же редко навещала его. Иногда он звонил, справлялся о делах, не просил ни о чем. Мы всегда берегли репутацию.
- Не пойму, как можно знать наперед, что рисунки можно дорого продать, что они стоят тех денег, что ты озвучила?
- Талант всегда знает себе цену, и что все окупится после. Странный ты завел разговор, Кеш. Что значит: «выбрала», «не вернулась?» Разве можно вернуться в прошлое? Забылись совсем. Я замужем, ты женат, Тим в работе (обычное состояние – «некогда всегда»), дети выросли, я вышла на пенсию. В итоге отношения исключительно безупречные. У Тимея сейчас идеальное равновесие, удаление от хлопот и сбыта работ, никто не пилит, деньги не требует. Он работал для души. В дурке он прятался от нас всех, кто-то из коллег ему подсказал. Не иначе. Легкое безумие – это шарм художника, должен же он как-то отличаться от бабника, любителя хорошей кухни и комфорта. Назови мне любое лицо, и я разложу его действия на составные жанра и докажу, что он сумасшедший. Наклеить ярлык просто, как дать герою имя. Эпатаж нужен людям, чтобы привлечь внимание к себе, сейчас бы сказали: маркетинговый ход. Вдумайся, Москва – сумасшедший город. А я считаю, что Москва – город безумцев. Страшный мегаполис, пожиратель душ. И летят-летят сюда, как бабочки на огонь, чтобы погибнуть. Что за смерч гонит их?
- Бездумье, скука, иллюзии.
- Именно так. Иллюзия, что здесь найдут себя, счастье, деньги. А это совсем не так.
- А счастье вот, в моих руках.
Аркадий запустил руку в кудри, повернув голову Алисы к себе, любуясь непритворной радостью. Он чувствовал вибрирующие биотоки единого организма, снимая прилипшие прядки с влажного лба, обдувал лицо. Она жмурилась, не желая выходить из состояния эйфории.
- Хорошо тебе? - Шептал он на ухо, не сомневаясь, что ей волшебно хорошо, как никогда не бывало прежде.
Постоянно хорошо. Алиса приоткрыла глаза, потянулась всем телом, вытянулась в струночку, запрокинув руки. Аркадий чуть приподнялся на подушках, чтобы лучше рассмотреть ее. Изумительно красиво. И глаза, и руки выласкивали тело. Она перевернулась на живот.
- У тебя шелковые прикосновения. Всякий раз – как в последний раз! Чудо!
- Кожа у тебя атласная, сколько выглаживаю, придраться не к чему. Отдыхай, я тебе массажик сделаю.
Алиса умурлыкалась, как кошка, задремала. Аркадий прикрыл ее пледом. Хотелось пить, надо что-то приготовить к ее пробуждению. Ему казалось, что они всегда жили в этой хрущобе, совершенно не замечая обшарпанности, ветхости, даже вековой грязи.
Когда бывали у него, Алиса чувствовала себя, как дома, словно они всегда здесь жили. Дусик вылизывал ему руки, попрошайничал вкусненького, не покупаясь на сухой корм, лакал, обрызгивая голые ноги, вновь подметал пол хвостом, наблюдая за человеком на кухне. А человек был счастлив, он варил дачную картошку к традиционной слабо-соленой семге, чуть жирноватой буженине. Он забыл прошлое: разве он жил без нее?! Разве станет жить без нее? Все сказки заканчиваются одинаково: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Они сейчас в сказке. Аркадий понял, что от большого ума – он занимал время делами, статьями, диссертациями, лекциями. Он рассеянно смотрел в окно, наблюдал снующих по бульвару людей, никому не нужных ни в этой стране, ни в этом городе, ни в этом доме. Было немного странно, что он похож на старика, в семьдесят лет начинающего открывать вечную любовь – как наивный юнец.
На лекциях он замечал, как кадрилась молодежь. Самодовольная девчонка, сумевшая заарканить подающего надежды студента, позволяла гладить коленку и забираться выше. Он сам был таким теленком, хранил верность супруге, шарахался от откровенных предложений, боясь испортить репутацию, оскорбить девушку своей похотью. Воспитание, мля! Явилось открытием, что бабам позарез нужно отдать себя в чью-то власть, они теряются в одиночестве. Он улыбался парочке, так и хотелось сказать первокурсникам, что ваши невесты еще не родились, а аспиранту, что суженная твоя пошла в первый класс. А вот доценту пора окрутить второкурсницу, пока ее никто не испортил. Пятнадцать-десять лет, оптимальная разница в возрасте для брака. Тимофею просто не повезло, бич скрытой болезни, когда рождение ребенка становится непомерной нагрузкой на психику молодой мамочки.
А все перипетии, горькие разочарования вели к незабываемой встрече. Иногда досада душила, что ж так поздно, господин случай?! Но накатывало умиротворение, что все обрело смысл, цвет, запах. Вкус к жизни. И чем бы он занимался без Алисы, тупо играл с компьютером в шахматы, включая «глухаря» на нытье жены?! Ей интересны дети, внуки, родная кровь, вот они и заполняют ее день, да еще оранжерея. Свои официально поздравляют его с днем рождения, считая, что он черствый академический сухарь. Внучке исполнилось шестнадцать, но отношения не сложились. Странное время настало. Никто никому не нужен. Способов общаться изобрели немерено, а сказать родным нечего. Из писем родителей, бабушки можно роман составить, только некому заниматься историей. Даже Алиса была на похоронах бати, а ему не сообщили! Тимка даже не осознавал, что у него есть старшие братья. Мачеха не считала нужным подобное общение, а получилось, что сами себя перехитрили. Сколько лет упущено – полных сил – лет. Почти год он проходил светлым коридором мимо ее портретов, спускаясь с мансарды, но не мог и предположить, что это работы Тимки, что «герцогиня Альба» существует. Последний раз семейство собиралось на похоронах бабули, весь поселок провожал ее, даже бывшая жена с взрослыми дочками помогали на поминках, сочувствуя бедному художнику, который быстро исчез от опекунш.
Она неслышно подошла к нему, зацеловала седую макушку, виски, глаза, картошку носа. Ох, как он не любил свой нос, а она восхищалась.
- Я проснулась, а тебя нет. Нет нигде! Я так испугалась! Я не могу без тебя, я не хочу быть одной. Знал бы, как я искала тебя и все напрасно.
- Прелесть моя! Я не хотел мешать тебе, хулиган начал бы приставать, а ты у меня слабенькая, тебя кормить пора. Пора, радость моя? Я без тебя не смогу жить, знаешь сама, а просто так уйти – бросить, разве я смогу? Я тут в окно засмотрелся, задумался. Вот была бы радость познакомиться с тобой даже в траурный день. Ан, не судьба.
- Вечный вопрос: что есть судьба, а что есть глупость? Я тут высчитывала возраст для идеального брака. Если бы мы встретились в семнадцать и тридцать четыре? Ты был женат и не развелся. Я была окружена таким количеством кадров, что пролетела бы мимо. Благоверный пытался привязать меня ребенком, Тимей зацепил меня творчеством, Антона я выбрала для жизнеобеспечения. Инстинкт материнства сработал. А так, я очень оберегала личную свободу.
- Алиса, ты сейчас такую чушь говоришь. Какое личное пространство, когда мы растворяемся друг в друге? Все это игрушки, а ты пытаешься перехитрить меня – старого страшного волка.
- Не старый, и совсем не страшный. Ты красавец. Я обожаю твои руки, когда ты властно запускаешь их в мои волосы, меня восхищает твоя наивность. Ты честный – как пионер, докладываешь жене нашей расписание лекций, а потом придумываешь заумную глупость, чтобы оправдать опоздание.
- Нет, я уже прячу расписание лекций, я научился врать о вечных пробках и заседаниях кафедры, словно мы решаем глобальные проблемы.
- А еще мужики говорят: «я в гараже, телефон разрядился». Она верит?
- Верит, а что ей еще делать? А если серьезно, что значит, что Тимка пригласил тебя на этюды? Как это понимать?
- Ты не знаешь, что такое пленэр? Просто живопись с натуры при естественном освещении.
- И ты приедешь, будешь с ним?
- Я не знаю, кого он еще позвал. Довольно тяжело тащить на себе этюдник, значит, ребята меня захватят на машине. Это вылазка на природу, общение. Живое общение зазнаек.
Аркадий хмыкнул и начал мыть посуду, время истекло давно, пора разбегаться по домам. Ему ничем не удавалось скрыть свою озабоченность, ни ссылками на предстоящий переезд, к которому они не подготовили сегодня ничего, ни предстоящей ночной дорогой. Странный разговор – всего лишь ревность, решила для себя Алиса. Ей важно дать определение ситуации, чтобы закрыть тему логическим завершением. Они шли к машине, держась за руки, молча. На детской площадке малыш перестал стучать лопаткой по снегу, смотрел на них во все глаза.
- Какая красивая, - дернул он бабушку за подол. Она поправила его: «красивая тетя и дедушка гуляют. И мы гуляем, да!»
Аркадий обнял ее, прижал к себе.
- Ты моя женщина, ты всегда была моей, просто не случилось.
- Я всегда была твоей, только заблудилась. Наших бешенных кровей жилочка забилась. Ты женат и я жена, горькая досада. Было все: весна, война, горькая отрада. Бла-бла-бла… Забота – работа? Рифма ушла. Ладно. Мы красивая пара, если дети смотрят, открыв рот.
- Ты красивая, а я дед. А разве стихи так вот пишутся?
- Радость моя, они так вот и складываются из всякой чепухи. А ты не слушай, что бабка сказала. Ты кому больше веришь? Мне или завистнице? Господи, я когда-нибудь смогу вот так просто взять внука, чтобы слепить снеговика.
Аркадий промолчал. Сел разогревать машину. Алиса прижалась к плечу, жужжание убаюкивало, пес тихо подскуливал. Зачем куда-то ползти по пробкам, прощаться, снова ехать в пустоту, в ожидание новой встречи или звонка? Но, если они делают это, значит, им это необходимо.