Апатия. Но не депрессия. Ни один день не похож на другой. Странно слышать? Но это так, хотя бездействие продолжается. Внутренняя жизнь захватывает без остатка. Отсутствие простых человеческих желаний и уход от забот. На этой волне нет страданий, нет обид, разочарований. Только очищение духа и познание. Наслаждение ноумена. Пауза. Все остальное не имеет значения. Стемнело. Вспыхнул свет. Алиса зажмурилась, и словно некто столкнул в невесомость. Свершилось. Никакого любопытства. Пресловутое де-жа-вю. Без слов. Без Тимея. Рой каверзных историй продолжает дымиться сигаретой в опущенной руке. Незначительные диалоги с тенью. Ничего. Алиса привыкла.
- Ничего ужасного нет. Ты изысканно ленива и ищешь этому оправдания. Вероятно, сложно обходиться без прислуги. В моем присутствии ты не напишешь стихов.
- Ничего страшного не произойдет.
- Для тебя?
- Прости, ты уедешь, и я скажу себе: вот и еще одна ступень позади. Это грустно? Нет, нормально. Мне плохо, мне трудно обходиться без тебя, но ты не хочешь знать.
- Прости, я не достиг чистоты линий, это последний эскиз. Желанная, ты ли не знаешь, насколько ты желанна, я все чувствую, знаю, но что я могу изменить? Уйти? Я из твоей неопознанной жизни. Мистика.
- Я мечтаю о старости, где условности не помешают нам насладиться тихой неспешной беседой у камина, когда мы будем всем безразличны.
- Разве я обидел тебя?
- Нет, но уходи.
- Ты невыносима, Аля, ты перевернула все, мою жизнь, всколыхнула вечную мерзлоту, неповторимая моя. Разве собственные работы могут так очаровать автора, что я ревную тебя к покупателям? «Вальс», «танцующая гитана» были скуплены вип-гостем еще до открытия выставки! И ты не знаешь кем? Батей! Я и так ему подарил несколько черновых вариантов, весь дом пронизан тобой. Скандал, разумеется, маман не понравились перемены…
- Запомни меня злюкой, не сокрушайся о временном. Для нас не наступит прощания. Все вечно, незыблемо между нами. Естественно, как глупость. Не надо печали. Мы живем многими жизнями, ибо мы талантливые, многогранные. Поэтому мы можем отказать себе в плотском благополучии.
- Ладно, отдохни, мне не нужна эта складка меж бровей. Я не хотел огорчать тебя, засорять переживаниями, беспокойством. Мы не увидимся год и все же это такие пустяки. У нас высшая степень духовного общения. Человек, любивший не однажды, не отрекается от прошлого, но и не вмешивает прежние образы в настоящее. Чувственность лишь верхушка айсберга любви. Все остальное тайна. Мое удаление дает нам шанс понять суть нашего стихийного бедствия. Смерть дана человеку, чтобы понять, как чудесна жизнь. Повседневная жизнь с ее мелочностью и суетой не для нас. Избыток чувств наполняет плотью холсты, восторженной энергией неутоленного желания. В творении все стремление и порыв, что и есть мы.
- Твоя популярность растет на неутоленном желании? Ты жесток. Уходи. Любовь-морковь, скандалы попросту - не тема, не сюжет, слишком банально. Ты прав, я слишком увлеклась твоей жизнью и не пишу ничего. Непростительно. А ты тоже зануда, Тим!
- Тебе все простительно, пора. Я беру эскизы на презентацию, завезу тебя переодеться, приходи с благоверным. Не унывай, радость моя, увидимся, еще не раз увидимся.
- К семи я буду готова, захватишь меня, и не спорь.
Горчинка от сигареты или досады преследовала ее весь вечер. Она оделась в бесстыдную роскошь, свекр хмыкнул и закрыл за собой дверь, Евсей глазел на маму в прихожей, муж отвернулся в темноту кухонного окна. Родственникам не нравилось ее поведение, пора было уже и съехать на свою жилплощадь. Волна студенческих браков сменялась волной разводов. Молодым не было скучно под одним одеялом, но зачем-то каждый стремился стянуть его на себя, не задумываясь о том, что окружающий мир не пощадит никого. Глупость, вырастающая в трагедию, изувечит лучшие годы, но человек существо упрямое, не верит на слово, проверяет на собственном опыте.
Осознанное одиночество помогает выжить. Устоявшийся круг безупречных связей рождает замыслы привлечения капитала в проект. Заумная соотнесенность перечеркивала пройденный этап семейной грызни. Сегодня собирались единомышленники, шаг за шагом поднимавшиеся по ступенькам из бедных студентов в средний класс рекламного бизнеса. Друг приятеля Антона пригласил всех в свой ресторан, Тим позволил разместить свои работы, красные пиджаки, новоиспеченные аристократы праздновали годовщину создания банка, модельное агентство выставляло цыпочек на продажу, музыканты тоже были свои.
Мир голодный, чумазый и злой не переставал быть таким, но они прятались в таких междусобойчиках, обрастая полезными людьми, искавших культурную элиту для украшения своих сереньких делишек. Антон перешагнул порог зрелости с потерями, долгами, болью и не был склонен к лирическим отступлениям. Встречи ни к чему не обязывали, что казалось важным в панике инфляции, безработицы и всеобщем неблагополучии. В ущербном бытии личности не замечается уже болезненное восприятие живого. Творческая неудовлетворенность соблюдала дистанцию в общении, ссылаясь на занятость.
Алиса также внесла свой вклад, пригласила московского шефа инофирмы. Наивные времена, когда друзья-партнеры еще доверяли друг другу и начинали отгрузку без предварительной оплаты. В зарождающемся демократическом обществе уже существовала иерархия, банковские служащие робко вытянувшись сидели в удалении. Девушки с подиума, представив несколько пантомим, разбрелись между столиками с важными гостями, предлагая свои портфолио, набирая визиток. Перешли на танцпол, заводить солидную публику, с шуточного аукциона ушли две картины Тимея в подарок новоиспеченному банку. Сокурсница Антона вела съемку для нового телеканала о вечерней Москве. Малиновый пиджак ангажировал Алису на танец. Тимей пожал плечами, он не любил суеты, шуршал карандашом в блокноте, беседуя с покупателем.
Медленно погас свет, Тимей недовольно поднял голову и обомлел. Из темноты по подиуму неслышно скользила Аля, прожектор выхватил ее, и бриллиантовое ожерелье ослепило зал, она взмахнула рукой, и сноп искр с перстней полетел в зал. Она резко обернулась на повороте и исчезла с лучом света. Он уже знал, что картина назовется «молния». Публика была в восторге, веселье началось.
- Я не знал, что ты подрабатываешь дефиле у ювелира. Твой друг?
- Нет, шеф попросил, Ларка же снимает на заказ, сбросит Антону на кассету материал.
- Здорово. Мне нужно несколько кадров, напомни ему, чтобы не стирал, сделал и мне копию.
- Но это твой друг, сам разберешься.
- Не друг, просто коллега по рекламе, а тебе он не откажет.
- Уговорил… Сделай одолжение, потанцуй со мной.
- Вот чудачка, время тратить, я бы лучше выпил, да за рулем, еще тебя везти нужно, а тут наброски в руках горят. - Он осмотрелся, махнул рукой. - Антон! Антон, окажите любезность, развлеките даму, ее опасно оставлять без охраны.
- С удовольствием! Против азартных игр не возражаете? Рулетка, карты, там и курить можно, сто фишек за счет банкира.
- Осторожнее с нею. Казино разорится. Ей всегда везет, - напутствовал Тимей.
Алисе, действительно, везло, но она чувствовала нервозность и рассеянно отвечала на комплименты Антона, затем напросилась на танец. В фойе приличного заведения происходило что-то неуместное. Ревел ребенок, растрепанная блондинка визжала, охранники с трудом ее удерживали у входа в зал ресторана. Люди останавливались в изумлении, ожидая развязки, Ларкины ти-ви-шники поспешили на скандал. Хозяин заведения с примиряющими раскрытыми объятиями подошел к ней, она замолкла, ее отпустили, ребенок убежал в зал с криками: «Папа-папа, мама с ума сошла, мама бьет меня-аа!»
Разъяренная женщина, влепив звонкую пощечину первому встречному, ринулась в зал и споткнулась о Тимея. Бледный с поджатыми губами он нес на одной руке дочку, второй взял за шиворот благоверную - на выход. Швейцар догадливо вынес ему пальто, они уехали. Праздник кончился. Гости разбрелись доедать, допивать, общаться и прощаться. Алиса собирала рассыпавшиеся листы эскизов, устало опустилась в кресло.
- Я помогу, - предложил Антон. - Картины вы будете забирать?
- Да и сейчас. Вы на машине? Нет. Тогда закажите такси.
В маленькой пустой комнате не было даже телевизора, интеллектуальная прохлада в интерьере манила. Кушетка, письменный стол с пишущей машинкой, мольберт, драпировки разных цветов и текстур. Ни одежды, ни посуды, лишь картины под потолок. Прозрения Алисы в чужую психику не давали ей покоя, рядом с ней не надо было бояться за разбитую чашку, сгоревшую кастрюлю. Противоречия быта и бытия здесь перекипали в спорах, здесь рождались новые замыслы неизвестного таинственного существования ослепительной королевы бала, сошедшей с помоста прямо в коммуналку. Она не обратила внимания на шок Антона, сдвинула машинку и бумаги, приготовив место для чая. В коридоре шаркал и бубнил сосед. Да, время было три часа ночи или утра, самое загадочное время на планете, когда совершаются чудеса, приходят прозрения, записываются стихи, истомившие бессонницей. Они не собирались здесь задерживаться, но имело смысл - дождаться открытия метро.
- Вы здесь живете?
Антон с изумлением искал шкаф, книги и не находил. Алиса рассмеялась.
- Здесь мое поэтическое убежище. Пещера. А так, дом, семья, ребенок полный комплект. Все, как у всех. И работа у меня неплохая на сей день. Все в порядке.
- А Тимей? Кто он?
- Художник, профи, преподает, студию ведет, детей готовит к поступлению. У вас есть дети?
- Да, есть. Двое. Но я ушел из дома, я так больше не могу.
- Напрасно. Не те времена, чтобы из дома уходить. Свобода - она внутри нас свобода.
- Я уже привык жить один, легче дышится, проще выживать. Я и журфак бросил, мужику зарабатывать надо.
- Да, с вас, мужиков, спрос другой.
Роились смутные подозрения, что она распутна, мужчины сплетничают не меньше барышень. Откровенность на откровенность, как азартная игра, длилась до рассвета, подарив ощущение освобождения от тягостной пустоты. Однако любовь в своей отрешенности самостоятельна и ни на что не сводима. Она или есть, или нет. Лицо в ночи, словно выхваченное прожектором, сияющее, склоняющееся все ближе, ближе…
Первый подарок - имя. Непривычное, незабываемое, не уловка, не шутка, не обиходное обращение. Озарение, листопад, гололед, бег, с опозданиями на работу. Свершилось. Набухшая волна чувств сносит надуманные препятствия и саму необходимость делать что-то. Сдвинулось колесо времен, и он летит влюбленным мальчишкой, все ладится, получается легко, радостно. Если верить в чудо, то оно приходит, накрывает с головой, со всеми потрохами, смывая все чуждое, наносное, пустое. Выросшим детям безразлично будет узнать, что предки предали запоздалую любовь с чувством выполненного долга. Отсутствие чувств не заменить осторожностью в выборе партнера или жертвами ради детей. Никто не застрахован от разочарования, и опрометчивые решения знакомых, разводившихся по второму кругу, подтверждали наблюдения Антона. Но нужно быть безумцем и врагом себе, чтобы спать с опостылевшей женой, исполнять супружеский долг, словно сдавать экзамен по книжке «Радости секса», досадуя и недоумевая, почему надо вести хозяйство и общих детей в школу с чужой и злобной бабой. Объяснения банальны. А сердечная уверенность во взаимности нетороплива. Интуитивная достоверность происходящего не нуждается в пояснениях. Чудо свершилось. Незаметно растаяла стена недомолвок, рассеялись болезненные воспоминания о прошлых неудачах. Если бы все смертные проносились по жизни на крыльях любви, то скорость света могла бы измениться. Для равновесия. Не иначе.
- Милый, милый мальчик, пора по домам, метро открылось.
Она склонилась ниже, ниже, волна волос еще раз проскользила по щеке, она дотянулась до нетронутой чашки, убирая посуду на кухню.