Последний соблазн

Кощунство искать легкости повседневной, так не бывает... Не жди, не сетуй, всё образуется. Лежи, читай, не обольщайся, не драматизируй, всё проходит... «Пиши, редактируй, отгоняй черные мысли», – всегда говоришь ты…

Вы понимаете, сударь, положение обязывало, и тогда исподволь произошла смена окружения. Не только у меня, но и по всей стране друзья становились врагами, враги – партнерами, чужие – нужными людьми. Критерий отбора изменился, прежние параметры допустимости-совестливости обнулились как наши деревянные рубли. Я искала решения вопросов, строила планы на наше будущее и не заметила, как жизнь шла своим чередом, не предлагая необходимого конфликта.

Монотонность возобновилась. Не изматывающая. Не успокаивающая... не убивающая. Это не интересно. Хаос неинтересен.

Давайте вспоминать о том, что было быстротечно, в нём столько неизведанного (неисследованного). Промелькнуло. Теперь вспоминаю мгновения и завидую себе тогдашнему. Как это было вос-хи-ти-тель-но!

Странное чудовище человек: штамп в паспорте – малая капля чернил на бумаге имеет власть ломать и благоволить в судьбах людей. Человек сам определил силу «написанного пером», но при этом – вопреки пословице – не придаёт и малейшего значения своему стишку, прозе, письму, что непременно исполнится, как сами того пожелали.

Какие душевные подарки были в ходу в то время! Стихи, открытки, песни, рисунки, искренние пожелания успехов в труде и удачу найти, а не потерять работу! Мы были счастливы в этом хаосе: рушились устои, и падение в пропасть многим казалось полетом – парением над бытом и небытием.

Неужели творчество позволяет видеть небывшее даже в акварельном наброске. Иль советский иллюстратор конвертов (банально!) встал от утех любви с постели, чтобы покурить в окно, вспомнил, что макет завтра надо сдать, набросал на мольберте свою несостоявшуюся прогулку, к утру подсохнет, вернулся к ней.

Если не спать всю ночь, можно «слегка» представить вечность – слегка, но это может испугать, бессонная ночь может очень долго продолжаться. Вам не кажется, что мы все еще не заснули с той самой ночи? Сейчас я очень хорошо Вас вижу, сидящей на моей кровати и пишущей, только на впадине живота греется мой кот, бросая на меня горящий ненавистью взгляд. На секунду мы откладываем перья, и танец продолжается (и не кончается объятие)...

Легкий полуреверанс и я исчезла по-английски, лишь в глубине темного коридора сверкнули переливы декольте или взгляд вседозволенности (а мне казалось, что я была осторожней). Из последнего следует, что мадам не всегда права, но всегда уверена в себе.

Несколько дней я счастлива тем, что свободна! Я вхожу в роль «ночной птицы вдохновений». Вы догадались: я перечитываю безответные письма. И-и-и… так, глядя на Ваш автопортрет с автографом! Досточтимый сударь, включаю машину времени, назад, в прошлое!

До Вас я была никем, стала архивариусом Ваших текстов, как мы и условились при знакомстве. Телефону я доверяю больше, чем своему почерку. Возможно, Вас измучил за эти три года моей безответности летучий образ моей «Девы», показавшейся живой птицей, вдохновляющей в ночной прохладе иллюзий...

Конечно, я могла позвонить, Вы могли успеть, но... Неужели так важно, опрокинув всё, мчаться из Петербурга в Москву на несколько часов (минут)? Жертвы неуместны, друг мой.

Они жили в сказке. Не встречаясь десятилетиями, никогда не разлучаясь. Они любили друг друга. Они писали друг другу душепомрачительные письма, иногда пользуясь пером, бумагой, почтой, снами…