Теперь я знаю, как добывается хлеб

Перевернулась страница календаря, и святцы начали отсчет четвертого года нового тысячелетия – четвертый год президентства Владимира Владимировича. Россия потихоньку приходила в себя после восьмилетней ельцинской политики. 

В это время уже закончился учебный год, и я перешел на третий – последний курс обучения в местном колледже. Колледжем, сие заведение, называть мне велит строгий художественный стиль, однако ж, по правде сказать, в наших фамильярных разговорах, он звался исключительно «шарагой» и «капустой». На бумаге профессия моя звучала длинно и гордо: среднее специальное образование, по специальности «Тракторист-машинист сельскохозяйственного производства». На деле же, профессия, как и само заведение, сокращалась в названии и упрощалась, становясь простым и сухим - «Механик». 

После каждого курса, мы, как и полагалось, порядочным студентам, проходили практику в местном колхозе. Нравятся мне советские времена тем, что к названиям даже самых простых хозяйств относились с трепетом и почётом: «Искра», «Рассвет» – красиво и, что самое главное, обнадеживающе. Вот и выпала мне честь проходить практику в доблестном колхозе с – ни дать ни взять – светлым названием «Заря», оставшимся с советских времен.  Светлой грустью, по ушедшим временам, я вспоминаю, что когда-то в «Заре», соответствуя названию, было раздолье: еще не скрипучая техника и несколько тысяч мычащих, рогатых голов. В начале второго тысячелетия надежда оставила «Зарю», и та стала маленьким хозяйством, с небольшими пахотными площадями. 

Колхозам, как и любым хозяйствам, нужны крепкие трудолюбивые руки, но времена суровых, но справедливых председателей давно прошли. В частных руках, работёнка хоть и была, но уже отдавала запахом старого машинного масла и затхлостью прелого сена. Можно лишь порадоваться за владельца этого предприятия, имеющего свою копеечку. 

На практике этой весной мне предстояло стоять на сеялках вместе с моим другом Николаем, в мальчишеском простонародье – Коляном. Не сказать, что это было сложно: за гусеничным трактором, с гордым названием «ДТ-75», тянулась сцепка из нескольких сеялок, а мы стояли и контролировали, подобно коршунам, чтобы зерно уходило по семяпроводу как надо. Кстати, смекалистые коллеги, научили нас небольшой хитрости, нужной в тот момент, когда семяпроводы засорялись. Рассказывая нам, об этой хитрости, Кулибины, гордо задрав подбородки, презентовали, по их словам, «самую важную вещь» - проволоку! 

Тогдашним водителем трактора, чью работу мы неустанно контролировали, был муж моей родной тётки – дядя Вова. Он, по заветам, почившей страны союзов, проработал в колхозе всю свою жизнь и был безразмерно опытен в этих делах. 

Пару абзацев назад, я гордо сказал, что работка не была сложной – стой, да контролируй. Всё так, не считая пары нюансов: солнцепёк, пыль, грязь, забитый ими же нос и рот. Естественно, все потупили глаза, и, скромно шаркая ножкой, умолчали о средствах индивидуальной защиты, отправляя нас на практику. Суммируя, могу сказать, что это была та еще прогулка по закоулкам ада. Но, даже из владений сатаны, должны быть пути выхода, так что, в неимении очков и масок, нам пришлось импровизировать.  В ход шли мокрые футболки, самодельные очки и излюбленная проволока. 

Вот так и началась наша тряска на поле. Романтика! Может показаться, что я жалуюсь (иногда, пожалуй, так и есть), но было в этом приключении и кое-что хорошее. Помню, когда полуденное солнце входило в зенит, о, как мы ждали поварской вагончик из колхозной столовой! После удушающего жаркого солнца, и плотного слоя пыли, капля воды, да черствая корочка хлеба, кажутся таким лакомством, которому не придумать и описания. Это я утрирую, конечно, и не скрываю этого. В действительности, обед и ужин, привозимый для нас, был, что ни на есть полноценным: первое, второе и третье. И всё это добро; (я извиняюсь за каламбур), шлифовалось вкусным чаем из термоса. И блюда эти, я вам скажу, без прикрас, были вкуснее любых ресторанных. 

Представьте себе: сидите вы на пашне, вокруг каркают галки и вороны. Ложка гремит по тарелке, будто, пулеметная очередь. На двойном кусочке хлеба - толстый слой острой горчицы «для аппетита». И, конечно, такой же кусочек, с намазанным сливочным маслом. Всё, так сказать, для чайной церемонии. Говорю ж, романтика!

С самого утра мы ждали обед, с обеда мы ждали ужин. Так и проходили дни. С особой теплотой я вспоминаю дни, когда мы проезжали на тракторе недалеко от маленькой речушки, что текла, аккурат,  за нашим селом. В теплой, подобно парному молоку, воде было приятно расслабить мышцы и смыть с себя усталость. Слезно прося дядю Вову, вырулить к берегу, мы весело плескались в спокойной теплой водичке, не боясь за себя. 

Были и такие случаи, которые вспоминать не особо хочется. Однажды, помню, нам торжественно объявили о новом заказе: нужно было засеять поле какого-то милиционера, в мальчишеском простонародье – мента. Как нас удивил заказ, так нас удивило и наличие вознаграждения. Во время засевания, мы с напарником гадали, сколько же заплатят? Во сколько обойдется наш труд и глотание пыли? Долго томить не стану и скажу, что заплатили нам по пятьсот дубовых, как сердце хозяина этого поля. Много ли это или мало на то непростое время, даже я и сам не скажу. Впрочем, я даже не вспомню, на что их потратил тогда, видимо, сумма действительно была незначительной. 

В общем, представления от засевания полей, я вам скажу, были не очень. Да и вы, дорогие читатели, должно быть, поняли из моего рассказа, что работа эта, хоть и нужная, но ее нужность должна толкать управленцев создавать хорошие условия для работников, но никак не втаптывать их в рыхлую полевую грязь.  

 

Вот уже подходили хлеба, и наступало время их убирать. Это лето пролетело так мимолетно, как попытка увидеть взмах крыла бабочки. Только моргнул, и вот уже золотое поле приветливо шуршит колосьями. 

Мужики начинали готовить комбайны: мыть, проверять и ремонтировать, изношенные, с прошлого года, части. Несколько потрёпанных «Нив!» и парочка унылых «Енисеев» – вот что осталось от некогда сильного колхоза. В идеальном состоянии прибывали только верные железные «кони» двух завсегдатаев полей и великих соперников: «Нива» дяди Коли Ч. и «Енисей» дяди Сережи М. Эти передовики постоянно соперничали друг с другом: кто больше намолотит, кто сделает больший охват, кто, сколько полей увидит. И показатели, я вам скажу, у них были на высоте. Собственно, поэтому, за глаза, этих мужиков все называли «рвачами». 

Я, естественно, не претендовал проходить практику у передовиков. Не хотелось оказываться впереди и у всех на виду, но и плестись сзади не хотелось тоже. Так что я выбрал себе потрепанный, но не потерявший полевого уюта «Енисей», которым управлял дядя Гена К. 

И началось техническое обслуживание комбайна перед выходом в поля. А сделать надо было много! Необходимо было прошприцевать все соединения при помощи шприца и солидола, поменять ременные соединения, и, само собой, заменить все жидкости. 

Как-то утром, я пришел к нашему комбайну и услышал громкий крик, раздающийся сзади. Повернувшись, я увидел, грозное лицо дяди Сережи М. Его сдвинутые к переносице брови образовывали столь глубокую морщинку, что это было почти забавно. Спустя пару мгновений, я понял, что его злость адресована мне. А всё потому, что его комбайн стоял рядом, и на его шнек (выгрузной транспортёр), каким-то непонятным (честно), образом, попал солидол. Даже сейчас помню, как он пытался устроить мне хорошую взбучку, мол: «Бери тряпку и мой!» Но я так просто в руки не дался. Призвал, внутри себя, упёртого барана, и, пусть рогов у меня не было, всё же отвоевал себе свободу от чужого крика. Ох, и громко ж мы ругались тогда. Но вины я не признал (да и не зачем), потому, что искренне не понимал, как там оказался злосчастный солидол. Прости, дядя Сережа, ругался я тогда голосисто.

Но главное разочарование постигло меня немного позже. Наступило время выезжать на поля и собирать урожай. Я, будучи романтичным (насколько это слово применимо к дворовому мальчишке), пареньком, был в предвкушении, ведь полагал, что смогу внести свой вклад в уборку пшеницы. Ну и, конечно, наберусь опыта за рулем комбайна. Помню, поехали мы на этой немаленькой машине через мою асфальтированную улицу в сторону районного центра. Поле было недалеко - сразу за выездом. И хорошо, что у «Енисея» было дополнительное сидение для «друзей», что упрощало нам задачу. 

И вот, долгожданный золотой хлеб. Закрутилось мотовило, зашуршали смазанные сегменты, барабан лихо завертелся в предвкушении хлеба. Но как только мы заняли своё место в стройном ряду комбайнов, что-то пошло не так, и строй, только что радостно принявший нас, срочно пришлось покинуть. И хоть причина поломки была не столь серьезной – обломилась пара противорежущих – осадочек остался. 

У дяди Гены, естественно, запасной детали не оказалось. Я надолго запомнил этот момент, уж больно он ударил по юношескому сердцу. Смотрю я, не отрываясь, на не двигающуюся жатку и думаю, что делать. Дядя Гена же, пыхтя о чем-то своем вполголоса, залазит в кабину комбайна, роется там пару мгновений, гремит ключами, а затем подходит ко мне и бросает в ноги ключ. Как сейчас помню, ключ девятнадцать на двадцать два. Поезжай, говорит, на любой машине в гараж и снимай деталь с другой жатки. 

Гнев захлестнул меня дикой штормовой волной. Разве ж так можно? Снять деталь с другого комбайна - мне же потом мужики бы уши оборвали! Я поднял этот серебристый, немного замасленный ключ, и бросил его обратно со словами: «Тебе надо, ты и поезжай!» Наверное, еще и ногой топнул, для солидности. 

Здо;рово я на дядю Гену разозлился тогда. В душевном мытарстве, я сиганул в удачно подвернувшуюся грузовую машину, и доехал до гаража, рядом с которым хранили зерно. Делать там было, конечно, нечего, не унывая, я принялся гараж этот изучать. И вскоре наткнулся на дизельный газон. Поинтересовавшись, в чем дело, я узнал, что в одном из агрегатов отломились несколько зубьев и агрегат требует замены. Пораскинув, я пришел к мысли, что, именно этим занятием, мог бы покрыть очередной день практики. 

Найдя нужный трактор, мы с дядей Андреем, хозяином газона, нашли в запасных агрегатах мост, на котором, собственно говоря, даже стыдно признаться, собирались добыть запасной редуктор. После успешного завершения миссии, когда редуктор был найден и загружен, мы продолжили починку газона. Благодаря предпринимательской жилке внутри, я тогда, за помощь, получил пять литров бензина, чему, безусловно, обрадовался и посчитал равноценным обменом. 

Работа началась страшная, коли попытаться описать, но весьма увлекательная, когда руки заняты делом. Пока дядя Андрей находился под машиной, сливая масло, откручивая кардан и редуктор, я открутил полуоси, вытащил их и начал заготавливать под них прокладки. Звучит непонятно? Это все еще русский язык, уверяю вас! Весь процесс я знал, так как любил, частенько, наблюдать за работой других людей. 

Примерно через три часа, мы уже стояли на поле, и я слушал, хвастанья дяди Андрея мужикам о том, как он быстро починил газон – с моей помощью, конечно – и теперь готов к новым трудовым подвигам. 

Во время нашего случайного сотрудничества, я рассказал дяде Андрею всю ситуацию, и почему я так скоро убежал с поля. Коротко подмигнув, он ответил, что проблема решаема. Только мы положили в кузов несколько бункеров, все приостановили работу, из-за приезда кухонно-полевого вагончика. Сидя за круглым столом и ужиная, дядя Андрей попросил одного из комбайнеров, со смешной кличкой «копченый», взять меня к себе практикантом. Забавно, что его тоже звали Андреем, так что один Андрей передал меня в руки другому Андрею – пареньку, не намного старше, меня самого. 

Теперь моя практика пошла с новым командиром красно-белого корабля, с гордым именем - «Нива», где бравым капитаном выступал Андрюха Ч., чья смуглая кожа и послужила столь выразительному прозвищу. На следующий день, я уже сидел у него в кабине и вовсю расспрашивал об управлении всеми агрегатами, с горящими глазами, наблюдая, за объяснениями. 

Будучи весьма хитрым юношей, время от времени я просил Андрея «немного отдохнуть», чтобы тот отдал управление машины в мои надежные руки.  И вот, наконец, мне подвернулся шанс! Это было похоже на управление настоящим кораблем, только море у меня было золотое, а не штормовое, синее. Было бесконечно приятно осознавать, что я причастен к уборке хлеба. И, возможно, что где-нибудь далеко, кто-нибудь незнакомый, попробовал сдобную булочку, потому что я собрал это зерно. 

Через некоторое время, видеть меня за рулем этого советского прошлого, перестало быть чем-то удивительным. И хоть в кабине стоял гул постоянного шума от лязганья всех агрегатов, что сдавливало виски и поднимало столп пыли, я всё же любил эти машины. Старые, потрёпанные, но всё ещё, исполняющие свой долг, по зову человеческой руки. Смотря, на современное оснащение комбайнов, я могу только позавидовать белой завистью. Кондиционеры нам только снились. Роскошью был обычный вентилятор, стоявший на торпедо. 

Многие люди даже не задумываются над тем, насколько тяжело достается хлеб, который лежит у них на столе. Может быть, кто-то даже уверен, что хлеб растет на деревьях в жарких странах, как яблоки или сливы. Вот хотя бы на денек посадить их на пассажирское сидение внутри кабины комбайна, чтобы они посмотрели, как сельский житель, добывает для них хлеб. 

Помню, как-то я, увлеченный процессом, на пониженной скорости, из-за особенности сборки машины и низко лежащего хлеба, заметил, приближающийся сбоку комбайн дяди Сережи М. Того самого, перед которым, пару страниц назад, я извинялся. Решив обогнать, мою старенькую «Ниву», дядя Сережа также не забывал безмолвно высказываться в мою сторону. Забавно: я - в своей кабине, он - в своей, я читаю по губам оскорбления в свою сторону и отвечаю тем же. Немое кино получилось, но все друг друга поняли. 

Однажды, мы с Николаем, который, к слову, тоже за практику стал почти комбайнером, как и я, остались подежурить на ночь, охраняя машины  на поле. Ставка была велика: выходной на целый день, так что решение было принято безоговорочно и единогласно. Вскоре, вдалеке показался знакомый отблеск фар на машине нашего общего друга, обычно, возившего начальство по делам. Думая, подшутить над другом Вовкой, мы притаились в бункере, чтобы, в нужным момент, выпрыгнуть и напугать его. Однако, светлая лунная ночь и наши отражения в больших боковых зеркалах УАЗа, нарушили все планы. На пассажирском сидении у Вовки сидел Денис Л. Все мы с детства крепко дружили, и чтобы не было скучно, Вовка, естественно, взял его с собой. Ночь получилась веселой и бойкой: играли в карты, пили чай из термоса, рассказывали и слушали жизненные истории и страшные небылицы. С рассветом захотелось размяться, поэтому мы всей толпой вошли в небольшой лесочек, чтобы поискать грибов, но их поиски, в высоких зарослях травы, оказались безуспешными. Домой мы поехали, но с пустыми руками.

Через какое-то время, я начал ощущать полное доверие от Андрея – хозяина комбайна. А доверие это выражалось в том, что я проводил за рулем машины больше времени, чем он. Как-то раз, он даже спустился в лес, за грибами. Оставшись наедине, с золотой полевой романтикой, я, думая о чем-то своем, продолжил молотить, как вдруг заметил поломку – оторвался нож. Почти та же самая поломка, что разругала нас в пух и прах с дядей Геной и заставила меня разочароваться в страде. Но теперь, имея опыт, терпения и некоторые знания, я спокойно взял инструменты и принялся за починку. Андрей, к моменту, когда я закончил, принес из леса немного найденных опят. Забавно: у меня получилось то, что не получилось раньше, а у Андрея получилось то, что у меня же не получилось раньше. 

Дядя Гена, бросивший ключ мне в ноги, всю страду часто отсиживался в тылах, исправляя какие-то поломки. Наверное, сама судьба нас развела. Зато мы с Андреем, работая в спокойствии и уважении, при подсчете урожая, заняли третье место. Было очень радостно и тепло на душе, от такого высокого места и признания моего труда. Жаль только, что признание на этом и закончилось – на руки я получил тысячу двести деревянных. Пухлая бухгалтерша , с отвратительным одеколоном, объяснила мне, что больше не положено, ведь я, всего лишь, практикант. Тысяча двести рублей за месяцы работы, за глотание пыли, за тяжелые запчасти. Тысяча двести. 

Помню, потом накрыли столы, чтобы отпраздновать окончание страды. Там я и заел свою грусть вкусным шашлычком, с запахом дымка, а на вырученные деньги купил себе туфли и брюки на местном рынке. 

Вот таким вот образом и прошла моя летняя практика в местном колхозе, с гордым именем «Заря».  Ирония. Какое обнадёживающее светлое название, освещающее далекий путь. И какой печальный финал. Молодые кадры не поощряются, труд их не ценится. Мне на этом поприще делать нечего. Я для себя решил, что с этой сферой профессий мне не по пути. А колхозу немного позже повезло больше моего, кстати. У него сменились владельцы, появилась новая техника, разрослись пахотные земли.