Энни возвращалась с ночной смены. Солнце начинало заливать горизонт яркими красками, облака в форме барашков медленно, но верно спешили покрыть всё небо.
- Опять будет дождь. Не люблю весну, - грустно бормотала девушка, поёживаясь от утренней прохлады.
Взгляд оторвался от неба и уставился в асфальт. Под ногами хрустели мелкие камешки, они чувствовались через тонкую подошву и создавали дискомфорт.
- Камушки.
От этого слова на душе Энни стало тепло и одновременно противно. Вспомнились игры холодными ночами в доме Ларсона. Девочки, когда не могли уснуть от холода и голода, частенько забирались вместе на одну из кроватей и играли. Игры были скучные из-за отсутствия вспомогательных предметов. Поэтому, Энни собирала камешки у крыльца и прятала их в кармане. Стоило лишь Джену отвернуться, когда они приезжали домой, как она наклонялась и быстро собирала горсти земли и грязи, рискуя быть наказанной за испачканное платье.
А сколько было восторга, когда, вывалив всю эту грязь в комнатке, девочки разбирали на камешки и мусор. Мелкий гравий заменял вымышленную валюту, драгоценности, а также служил заменителем конфеток. Девочки представляли, что посасывают вкусные конфеты, и голод немного отступал.
Одна из игр состояла в том, чтобы попасть камнем в центр подушки, прислонённой к спинке кровати. Было весело, когда получалось попасть всем девочкам сразу и они, обнявшись, засыпали неспокойным сном. Это были тёплые минуты радости. Но всё остальное окружение сводило с ума.
Бывали моменты, когда Энни хотелось вернуться хотя бы на пару минут в то время игр и объятий с подружками.
- Камень, камушек лети, в центр цели попади, - повторила девушка вслух, считалочку десятилетней давности, которую придумали все вместе.
Нога в кроссовке пнула горсть гравия, оставив пыльный след на дороге.
Путь до дома занял минут двадцать. Двор, грязный подъезд, стёртые ступени, запахи спёртости.
Энни открыла дверь квартиры и услышала непривычно громкие голоса. За несколько лет она уже свыклась жить только вдвоём с матерью, и гостей у них никогда не было.
Поначалу мужской голос напряг каждую мышцу её тела, но прислушавшись, поняла, что это всего лишь на всего вернулся брат.
Брат. На самом деле у Энни никогда не было братьев или сестёр, родители и её-то не хотели. Но после смерти Джена, у девочки появились и мать, и брат.
Алекс сидел в кухне на крайнем стуле, где и всегда сидел, когда жил в этой квартире. Мама стояла у окна, сжимая в руке стакан с соком. Почти привычная картина, только, не слышно было смеха, а как только вошла Энни, стихли и разговоры.
- Всем привет. Алекс, давно вернулся в город?
- Здорово, сестричка, - ухмыльнувшись, ответил парень.
Он был старше всего на два года, а вёл себя чересчур фамильярно, а порой и отвратительно.
- Я решил вернуться на неопределённое время и пожить с моими любимыми женщинами. Ты же уже стала женщиной?
Алекс вытащил из кармана джинсов сигареты и с удовольствием затянулся.
- Алекс, - с укоризной произнесла мама, - не кури в квартире.
- Это только ты можешь вечно трястись над своим здоровьем и постоянно болеть.
То, что он спросил до этого, заметила лишь Энни. Щёки девушки покраснели, глаза наполнились слезами. Больше не говоря ни слова, она покинула кухню и заперлась в своей комнате.
- Сучий потрах.
В небольшой комнатке пахло цветами и кремом. Основное освещение составляли лишь три маленькие настольные лампы, расставленные по углам комнаты, и дающие слабый жёлтый свет. Кровать с тонким матрасом и маленькой подушкой, находились в углу без освещения. Окно зашторено бордовой занавеской.
Тёмная зона комфорта. Скрытое убежище от внешнего мира.
Энни бросила на пол сумку и легла на кровать. За стенкой, прямо около уха, что-то стукнуло. Тихо так, словно случайно. От неожиданности девушка приподнялась и прислушалась. Раньше, там всегда было тихо. Но теперь придётся привыкать. Там находилась комната Алекса.
- Спи, Энни, - сказала девушка сама себе. – Он просто придурок и недостоин внимания.
А за стеной снова послышался тихий стук.
* * *
Лизи догадывалась, что как только она близко подберётся к Элайзе, то об этом обязательно узнает Клиффорд. Это значит, что время уже не на её стороне.
Чёрное одеяние монахини опустилось на пол. Его тут же заменили непривычные джинсы и футболка. Большая серая сумка через плечо наполнилась разными вещами.
- Прости, дева Мария, - обратилась женщина к иконе, стоящей на столике, - но я собираюсь совершить грех. Я лишь надеюсь, что ты наблюдаешь за нами сверху и поможешь моей племяннице. У меня почти не осталось сторонников. Мне нужно ещё совсем немного времени, я уверенна, что смогу вернуть Элайзу.
Лизи сделала глубокий вдох, прикрыла глаза и представила личико маленькой Элайзы. Только это придавало сил двигаться дальше.
В дверь осторожно постучали.
- Ты опять опоздаешь на ночную службу, - прошептал голос в дверную щель.
- Сестра Грета, не переживай, я скоро буду.
- Хорошо.
- И помолись за меня всем святым.
Звук шагов удалился, и по щеке Лизи прокатились слёзы.
- Прощая, сестра Грета.
За два года проведённых в этом монастыре, все знали о дружбе Агнессы и Греты.
Между этими монахинями создалось удивительное понимание и доверие. Поэтому, когда Лизи решила уйти и не рассказать об этом подруге, то чувствовала камень на сердце. Ведь она привыкла делиться всем, несмотря на страх быть найденной Клиффордом.
Да, Грета знала о прошлом Лизи, была в курсе поисков племянницы, но она не догадывалась, что подруга может просто сбежать, не сказав ни слова.
Монастырь располагался на окраине города. Его окружали высокие деревья, фруктовый сад и каменный забор. Белая побелка на стенах и воротах местами потрескалась и обвалилась, крыши пестрили разными оттенками синего, так как латали их постоянно, но каждый раз другие люди со своей краской.
Колокола отзвонили, приглашая на ночную службу, и тут же монастырь наполнился тихим пением.
- Где сестра Агнесс? - спросила мать настоятельница у Греты.
- Шла следом за мной.
- Приведи. Сегодня у неё последняя служба, - грозно прошептала настоятельница, сжимая в руках розарий. – Я устала нянчиться с этой монахиней только потому, что у неё ангельский голос.
- Слушаюсь.
И Грета покинула зал.
Солнце садилось, в каменном коридоре с колоннами, гулял ветер, а закат игрался с тенями, создавая из них причудливые узоры на стенах.
Двое мужчин сливались с этими тенями, следуя бесшумно по коридорам. Если бы они кому-то повстречались, то наделали бы много шума, но все сёстры молились в главной зале. Силуэты завернули с уличного коридора во внутренний и направились к кельям. Они не терялись на месте, а уверенно шли к нужной двери. Словно были здесь уже не в первый раз.
Один из мужских силуэтов осторожно приоткрыл дверь в келью монахини и выставил вперёд дуло пистолета.
На фоне сереющего окна почти в темноте стояла женщина и плакала. Её лицо было обращено к улице, а из-за всхлипов она даже не заметила пришедших.
Пистолет оказался не нужен. Всё произошло слишком быстро. Так быстро, что женщина не успела никак отреагировать на нападение. На голову накинули мешок, руки схватили и скрутили сзади. Мозг просто не успевал принять решения, не говоря уже о действиях.
- Ты думала, сможешь скрываться вечно?! - прошептал на ухо женщины мужской голос.
- Я не...
- Если бы оставила все попытки поисков, то сейчас жила спокойной жизнью.
- Я не...
Она хотела сказать, что-то ещё, но крепкая рука нащупала под мешком её челюсть и с силой сдавила. Вдох застрял между лёгкими и горлом. Страх за свою жизнь моментально растёкся по венам горячим маслом. Женщина неуверенно дёрнулась, но тут же, получила порцию боли от того, кто держал её руки. Мизинец левой руки был сломан.
Монахиня заскулила, как раненное животное, но закричать всё ещё мешала чужая рука.
Мужчина вытащил нож и приставил к тому месту, где под тканью располагалось горло.
- Ты отправишься с нами, и пусть босс решает, как тебе умереть.
Внезапный звук шагов по коридору, заставил мужчин замереть на месте. Затем, дверь в келью открылась и недоумённый женский голосок произнёс:
- Сестра Агнесса, вас зовёт... Вы кто? Мужчинам сюда не положено входить.
Монахиня прищурилась, пытаясь в полумраке разглядеть, что происходит.
- Вот хрен! - ругнулся тот, что держал нож и в мгновение ока резанул по женскому горлу.
- Уходим.
И второй, не дожидаясь нужной команды, с размаху удалил вошедшую кулаком в лицо. Монахиня, не издав ни звука, повалилась на пол.
Когда мужчины покидали внутренний коридор, на полу кельи уже образовалась большая лужа крови.
Женщина с мешком на голове хрипела, стараясь из последних сил снять с головы вонючую ткань. Глаза в темноте искали спасения, спасителя, но ничего не получалось. Силы уходили слишком быстро. От крови вся одежда промокла и кипятком обжигала кожу.
Никакой боли на месте пореза, только страх темноты и пугающая слабость. Женщина упала на жёсткие деревянные доски и почему-то подумала о занозах, которые возможно, будет трудно вытаскивать из нежных рук.
Мысли в голове перемешались. Хотелось снять мешок и в тоже время встать на ноги. Пальцы ногтями скреблись по полу, оставляя кровавые борозды, потом снова тянулись к мешку.
И в какой-то момент, на грудь плюхнулось что-то густое и тёплое, словно каша на завтрак, и глаза перестали искать свет. Они даже не закрылись. Пустой взгляд замер в темноте, без шансов снова увидеть солнечный свет.
- Убили! - завизжал высокий голос в коридоре. - Сестру Агнессу убили!
* * *
Энни проспала весь день и к вечеру проснулась с тяжёлой головой. У неё была вся ночь впереди, ведь на работу только завтра, в дневную смену.
Она вышла из комнаты, в розовой пижаме и с растрёпанными короткими волосами.
На кухне Алекс ругался себе под нос, нарезая хлеб.
- С пробуждением, принцесса, - поднял он взгляд от стола.
- Отвали, придурок.
Матери рядом не было, и Энни могла не скрывать свою неприязнь к не родному брату.
- Как на работе, много задниц помыла?
- Я - мед сестра, а не сиделка. И в отличие от тебя у меня есть работа.
- Конечно. Убирать за больными стариками - лучшая работа, о которой только можно мечтать.
Алекс положил куски хлеба на тарелку и направился в свою комнату.
- С каких это пор мы едим не на кухне? - всё ещё смотря со злостью, спросила девушка.
- Я же не спрашиваю, как твои дела с парнями, вот и ты не лезь.
И Алекс пошёл к себе.
- Урод!
Энни открыла холодильник и застыла. На полке среди сосисок лежала бумажка с надписью: «тонкие сосисочки для девственницы».
Дверца холодильника с шумом захлопнулась, а девушка, рыдая, уселась прямо на пол.
Энни знала о своих проблемах, и ничего не могла с этим поделать.
Общение с противоположным полом не были для неё чем-то сложным или отталкивающим. Но общение - это одно, а отношения - совсем иное.
Ей казалось, что если к её телу прикоснётся парень, то она станет грязной, испорченной. А близость плоти так манила по ночам, так сладко сводила низ живота, и жаром окатывала спину. В фильмах часто показывают сцены любви, и они волшебны и прекрасны. Но в жизни, ты никогда не знаешь, что тебя ждёт на самом деле.
Возможно, что когда-то давным-давно Джен Ларсон приложил к этому руку. Ведь он так часто рассказывал о чистых и невинных созданиях с разноцветными крыльями, которые могут жить в волшебной стране, не зная бед и горестей. Конечно, Энни понимала, что он был психом, но порой ей так хотелось стать бабочкой и просто унестись от этого мира.
- Милая, ты почему сидишь на полу?
- Мама? Я думала, ты уже спишь.
Энни встала и попыталась вспомнить, зачем она пришла на кухню. Приход матери выбил её ненадолго из колеи.
- Ужин в духовке.
- Спасибо. Я просто немного сбита с толку приездом Алекса. Его так долго не было.
- Он вернулся на каникулы. Ты себя хорошо чувствуешь? На работе всё хорошо?
Девушка вспомнила о мёртвом младенце, и тошнота со страхом подступила к горлу.
- Да.
Достала из духовки курицу и положила кусок на тарелку.
- У Алекса в комнате что-то стучит.
Женщина, стоявшая в проёме между кухней и коридором, замерла с приоткрытым ртом. Затем, быстро втянула носом воздух и ответила.
- И, что? Ты тоже порой шумишь. Зайка, ты просто выматываешься на своих ночных сменах. Я понимаю, что курсы мед сестры не многому обучили и тебе нужна практика, но нельзя так сильно насиловать свой организм.
Она подошла, обняла дочь и погладила по спине.
- Поёшь и сходи, прогуляйся, пока не очень поздно. Как раз нужно купить молока и фруктов.
- Мам, скажи, что всё будет хорошо, - с мольбой во взгляде спросила девушка.
- Родная моя, всё БУДЕТ хорошо.
Пока Энни сидела на кухне и медленно жевала остывшее мясо, в комнату Алекса постучали.
- Мам, ты?
- Ну, а кто же ещё? – донеслось с коридора.
Мама двоих странных детей, раненных философией Джена Ларсона, слегка приоткрыв дверь, пролезла в щель и остановилась в темноте.
В комнате царил пугающий порядок, не свойственный простому молодому парню. Стеклянные полочки на стенах без единой пылинки, кресло у стола с компьютером, узкая кровать. Ничего лишнего, за что обычно цепляется взгляд. Но о самое странное - это большой деревянный ящик в углу комнаты. И внутри, что-то тихо скреблось.
- Утихомирь. Но так, чтобы без последствий.
- Мам, ты уверенна, что все это того стоит?
- Стоит или не стоит, оно обязано случится. Я пол жизни положила на Это, а твой папаша даже больше. И знаешь, почему? - голос перешёл на шёпот. - Потому что потерял веру в идею. Нельзя останавливаться на полпути. Чтобы не случилось, борись до конца. И ты увидишь то, о чём большинство даже не подозревают.
- Хочешь сказать, Она, та самая?
- Она единственная, - улыбнулась мать.
- А Энни? - спросил Алекс, глядя на ящик. - Разве она не справится?
- Энни сломалась ещё в самом начале, поэтому Джен её и не трогал. Она родилась уже с дефектом этого мира, понимаешь? Это, как неоперабельный рак. Она ещё жива, но никто не знает, сколько ей осталось.
Из ящика снова послышались звуки.
- И не корми её много. Она должна быть живой, но не настолько, чтобы сопротивляться. Кстати, хвоста не было?
- Нет, мам. Я сделал всё идеально.
- Ну, вот и славненько, - женщина попыталась поцеловать сына в лоб, но он вывернулся и пересел в кресло.
- Я собираюсь спать, - ответил Алекс тоном, подтверждающим своё преобладание в этой квартире.
- Я только хотела…
- А я устал.
Она подошла к двери, чуть-чуть её приоткрыла и тихо сказала:
- Энни слышала звуки днём из твоей комнаты. Будь осторожен.
Мать вышла в коридор и направилась в свою комнату. Ей не нужно было ждать, когда наступит время. Она верила, что всё случится так, как задумано звёздами. У всего есть свой срок.
Женщина нагнулась под кровать и достала тяжёлый чёрный пакет. Сверху лежал лунный календарь, а под ним рулон небесно-голубой ткани.
- Я докажу всем. Они увидят чистое дитя. Воскрешение.
Она расплакалась от чувства приближения истинного чуда. Чуда, которого ждала пятнадцать лет. На днях родится голубая бабочка и это будет волшебно.