Любовь Ивановна проснулась без будильника, что случалось только в деревне. Прогоняя дурной сон прогулкой в отхожее место и зевотой, она встретила рассвет. Очнулись комары, зазвенели ей вслед меж цветущих клумб и кустов. Тишину нарушил мотор подъехавшей иномарки, открылась дверца, высунулись два метра костей. «Ну и дылда», - подумала она, идя навстречу молодоженам.
- Мам, встречай, я Зайку привез из Испании.
- Привет-привет, рада знакомству, - сдержанно ответила она.
- Рад, очень рад, - дружелюбно расшаркивался перед невесткой благоверный.
Хозяйка решила собрать клубнику на коктейль до наступления жары, муж присоединился, дабы не смущать молодых присутствием в доме.
- Дорогая, ты могла бы быть корректней?
- Как-то не получается, надо в город махнуть, пока есть на кого кошек оставить. Надо же… еще одна приблудная Зайка.
- Помягче… все же слышно, дорогая.
- Ты почему усы не обрываешь? Ощипывай, как следует или займись своим делом, - огрызнулась жена на замечание.
- Какие усы? – Изумился благоверный.
Любовь Ивановна показала молодые побеги клубники, выпрямилась воинственно – руки в боки. Муж смотрел укоризненно. Она прошлась по саду. Вернулась.
- Извини, наверно, климакс начинается.
- Дорогая, это свекровкина стервозность в тебе проснулась. Надо лечить, поедем в город.
Переждав жару, они уехали, рассчитывая к вечеру быть дома и вернуться только к концу отпуска сына. На лобовом стекле болтался симпатичный пушистый мышонок.
- Откуда это? – Взвизгнула она.
- Что откуда? А это… ты во сне в кулаке держала, проснулась, в меня швырнула. Наверно сын кошкам в подарок привез, а они тебе подложили в постель. Я точно не покупал, пусть натуральных мышей ловят.
- Я уже видела эту мышку в кошмаре! Словно мы в машине с этой игрушкой взорвались.
- Мы это мы или ты еще с кем-то была? Ты кого-то оплакивала сильно… Ай-ай! Стоп, закипели.
- Приехали, дорогой? А я говорила, что проверить бы надо?
- Да, дорогая. И до трассы еще далеко, и назад потопаешь, и ждать покуда остынет часа три. Вот и сон в руку.
- Хорошо, коли так… Мы сюда за грибами ходим, там проселочная дорога, за мостом бор глухой, всего-то восемь километров напрямую, и эту петлю в тридцать минуем, окажемся на следующей автостанции. А малыш заберет машину, надеюсь, у снохи есть права, хоть и нет мозгов…
- Да что уж ты так взъелась на нее?! – Не выдержал супруг. – Ну, акселератка, сейчас модно, все такие. Мужик он давно, а не малыш… Чего тут непонятного?! Для этого дела мозги-то как раз не нужны.
- Физиология… Внуки от щипцами прижатой какие родятся? Это тебя не волнует?
- Ладно, диагност-интуитивист, веди лесными тропами, ты сегодня мягко сказать не в себе или вне себя...
- Это заброшенная дорога, просто мост провалился. Можно по скользкому бревну через овраг или ручей вброд перейти. Летом топь пересыхает. Только иди за мной, тут змеюк много, а мы в кроссовках. Посмотрим, может быть, черника поспела.
- Что? И гадюки водятся?
- Гадюки, медянки и много всякой живности, могут напугать, поэтому не отклоняйся. Я-то давно уже без сапог в лес хожу, глаз наметан… Накинь ветровку и подай мою сумочку.
До рухнувшего моста они шли рядом по двум накатанным грибниками колеям. В песке, засыпанном хвоей, вязли ноги, сухой мох по обочинам перемежался с кустиками земляники. Вдалеке аркой склонялись подгнившие в болоте худосочные березки, на дороге стоял навытяжку совсем охреневший заяц-русак в полметра ростом, поводил ушами, прислушивался и не спешил убегать от людей в чащу. Несомненно, на него там кто-то охотился, возможно, даже волк. Сбитых на трассе лис они видели часто, как-никак заповедная зона.
Любовь Ивановна ловко прошла по бревну, балансируя и смеясь от восторга. Муж решил не рисковать, воды-то по колено. Шли вверх по густой полегшей траве, покрывшей чавкающий торф. Далее дорога обозначилась полуметровыми колеями, оставленными заблудившимися тяжеловозами, они шли, словно в канавах, узнавая следы кабанов, козочек, лосей и множество других, горожанам неизвестных.
- И что, дорогая, вы здесь находите? Грибы или адреналин?
- Да, дорогой, бывает страшновато. Говорят тут и медведи выходят к ежевике, скоро дойдем до нее, прямо посередь дороги развелась. А там будет плато и посуше, потом снова песок. Здесь мы, конечно, не по колее ходим, туда правым краем, там сосны, моховые поляны, сказочные, большущие и мягкие, а обратно левой стороной.
- Тут и соловей-разбойник живет, наверно?
- Как ты угадал?
- Что гадать, укрыться есть где, подстрелить тоже есть кого.
- Да, какой-то посвист слышат грибники, стараются вернуться поскорее от греха подальше. Может быть, и птичка какая сопровождает непрошенных гостей, только мы же неучи, ничегошеньки не знаем о пернатых.
- И не страшно вам? Здесь и телефон не берет.
- Бывает, что жуть охватывает, наверняка, какой-то зверь наблюдает вслед. Но лето же, не голодные, лишь потомство охраняют. А человека сороки выдают. Если раскричались, жди встречи, вот-вот вынырнет из-за дерева и сам напугается, поэтому сразу аукаться начинаем. Я с ножом и другой с ножом, смотрим себе под ноги, а вдруг видим сначала нож. Сердце ёкнет, а потом кошелками хвастаемся, перекурим и расходимся.
- Успокоила, называется. Хотя, настоящим бандитам нет смысла себя обнаруживать, а маньяки в городах живут. И все же опасно, дорогая. Зачем так далеко-то ездить?! Деревенские жители за огородом, за полем набирают и довольны.
- Правильно, им для еды нужно, а нам-то, дачникам, на развлечение. Что ж мы отъехать не можем? У каждой соседки по машине, зачем отнимать приварок?
Сейчас на поляне обсушимся, обуешься, отдохнешь, а я черничник проверю, а там уже легкий ход.
Неожиданно подъем стал легче, колея уходила вбок, сухой мох на пригорке вперемешку с земляникой, солнце уже не било в висок, бездонное небо над головой с ленивыми облачками. Красота! Романтика! Природа!
- Иди ко мне, - позвал он жену.
- Я и так рядом, - отмахнулась она.
- Я в другом смысле…
- В каком – другом?
- В прямом…
- Одна дурь у тебя в голове, - фыркнула она и откатилась в сторону, раскинула руки и потянулась. - Ничего я не хочу, могу бесконечно смотреть на глубину вселенной, слушать звенящую тишину и несказанно радоваться.
- Доставь и мне радость, дорогая… пусть в голове моей опилки, это ерунда, иди, иди ко мне.
- Умеешь ты испортить настроение, - раздраженно поднялась супруга.
- Тебе, дорогая, тоже в этом нет равных.
- Я не хочу! Можешь понять?!
- Ты вмиг стала злой и чужой. Что ж тут непонятного? Правильная, порядочная, пунктуальная до тошноты, человек долга и прочая чушь. Сын женился, долг исполнен, ты не видишь себе точки приложения. А муж лишь вол в одной упряжке с тобой, ни отвязаться, ни разбежаться. А я просто люблю тебя, а ты… Ты никогда не любила, «честь и совесть нашей эпохи». Мы смотрим в небо, в будущее, а живого человека не замечаем. «Друг, товарищ и брат!» Это лозунг с плаката, а не жизнь…
- Знаешь, дорогой, а ты прав. Я никогда не думала об этом.
- Разумеется, это же не высшие материи, в которых ты ничего не смыслишь. Иногда надо чувствовать, а не упираться всею бабьей дурью.
- Все, хватит, еще почти час дороги.
- Да, дорогая, я за тобой на край света, дорогая.
Муж чмокнул ее в макушку и пошел вперед, насвистывая шлягер юных лет.
Станции как таковой не оказалось, лишь стоял столб на обочине трассы с выцветшим расписанием проходящих автобусов, но, тем не менее, вскоре остановился «Икарус», водитель уточнил, куда им надо, подивился, что вышли мхами через болото, не каждому это удается.
- Жена вывела, - пояснил благоверный.
- Такая-то куда хошь заведет и выведет, в горящую избу войдет и выйдет.
Любовь Ивановна просияла лицом на похвалу, всплеснула руками.
- У нас денег нет, я сумку на поляне забыла, - растерялась она.
Муж похлопал по груди, но пиджак с документами и деньгами остался в машине, он же ветровку одел.
- Ого… пусто.
- Да ладно, мужик, в деревне соседу отдашь мой магарыч, он передаст, я ж местный. У вас там полдеревни москвичей понаехало.
- Так точно, - подтвердили немногочисленные пассажиры, стали перебирать имена тех родственников, что жили прежде в полнокровном селе. Добрались и до несчастного медведя и волков, которые каждый год задирали коров в колхозе, а нынче только бешеные лисы да куницы по заметенным дворам носятся, хорьки кур душат, и нет никакого смысла держать скотину, сплошные убытки. Москвичи покорно кивали. Прилив болтливости у пассажиров схлынул, люди грустно смотрели на заросшие бурьяном и самосевом поля, уже не желая вспоминать о том, чем они тут жили раньше.
В Москве муж внимательно наблюдал за Любовью Ивановной, что-то не так было с женой. Она почти не спала, плохо ела, отвечала односложно. Он начал осторожный разговор, что надо бы показаться доктору.
- Психиатру? Я уже была у психотерапевта, таблетки выписал, посоветовал записывать сны.
- Видишь ли, дорогая, стареет оболочка, а у тебя словно душа постарела, ты… Ты записываешь?
Он хотел сказать: как неживая, но осекся, супруга сверкнула глазами, но потом ответила спокойно.
- Зачем?.. Это очень тяжело за какой-то миг тысячу лет пережить. Постареешь сразу. Запишешь – сбудется.
- Запишешь, сразу забудется, мозг освободится от чернухи. Мало ли что снится, нельзя придавать значения. И церковь не велит. Невозможно смотреть в потухшие глаза, в твои глаза. Это же несложно вести дневник: что ела, что подумала, какое давление, рецепт кулинарный от подруги…
- Хорошо, дорогой. Думаю, скоропалительный брак у сына также быстро и закончится. У вас ведь много задумок, дел всяких мужских, работы. Ей быстро надоест ждать его долгими вечерами. Ты хороший отец ребенку, я ценю твою заботу.
- Я знаю, я добрый батя, как сын говорит. А муж я какой? Можешь сказать?
- Благоверный муж, мне с тобой очень спокойно. Извини, я была неадекватна, я понимаю это, не волнуйся, пройдет.
- Вот и не печалуйся, нам не о чем печалиться, чай не война.
Возразить тут было нечего, помаявшись в пыльном раскаленном городе, они вернулись в деревню, чем очень обрадовали молодых, в ту же ночь сорвавшихся в дорогу...