Говорят, что всё хорошее случается только с хорошими людьми. Спорное, в общем-то, утверждение. Вот я, например, по мнению окружающих – во всяком случае, большинства из них – «плохим» не являюсь. Но то, что произошло со мной буквально на днях, это невероятнейшее стечение обстоятельств, приведшее к огромному восклицательному знаку, размером с Останкинскую башню, на сто процентов опровергает вышеупомянутую аксиому.
А случилось вот что…
Думаю, не совру, если скажу, что существенный процент из нас, самых обычных граждан, к стоматологу идут только когда приспичит. То есть, когда становится невмоготу как больно. Причём, эта боль может застигнуть в самый неподходящий момент. К примеру, на пороге из дома перед отправкой в командировку.
Дело в том, что моя работа не подразумевает частых рабочих поездок. А иначе бы, да, конечно, я и такую бы беду предусмотрел. Чтобы в чужих городах по «зубным», случись чего, не бегать. Однако говорю я это, так сказать, «задним» умом. То есть, после того, как всё нижеописанное уже случилось.
Ох, если бы заранее знать, где именно «соломку» подстелить…
В тот момент, когда смс сообщило о прибытии к подъезду вызванного заранее такси чтобы доставить меня на пензенский железнодорожный вокзал, у меня, откуда ни возьмись, возникла резкая зубная боль.
- Ууу, - буквально взвыл я от боли, отстраняясь от прощального поцелуя жены. – Наташ, кажется, приехали…
- Так спускайся скорее!
- Я не об этом, - и пальцем на челюсть показываю. – Зуб заболел…
- Вот тебе раз! – супруга сочувственно на меня посмотрела. – Погоди, я сейчас.
В комнате скрылась, пакетами зашуршала. Когда через минуту вернулась в прихожую, у неё в руках был какой-то пузырёк с дозатором.
- Вот, - говорит, - это чтобы острую боль снять. На больной зуб или десну пару капель капнешь, всё пройдет – там заморозка сильная.
Я тут же советом воспользовался, и уже сидя в такси действительно почувствовал, как практически вся челюсть погрузилась в приятный холодок, куда-то прогнав ненавистную боль. И даже небольшой минус в виде непослушного языка по сравнению с предыдущими ощущениями выглядел жирным плюсом.
Мой поезд в столицу отходил с первого пути, поэтому блуждать по переходам не пришлось. В вагон загрузился беспрепятственно, радуясь тому, что ничего не нужно объяснять проводнику – моя речь, судя по всему, выглядела бы мало связной и наверняка натолкнула бы на мысль о том, что пассажир не совсем трезвый. В общем, пронесло.
Но в купе уже находились миловидная женщина среднего возраста видимо с дочкой лет двенадцати, и мужик, который в это время застилал свою верхнюю полку дорожным бельём.
Вместо приветствия он, кивнув на спутниц, ни с того ни с сего возвестил:
- Иностранки! По-русски ни бум-бум! – себе по лбу костяшками пальцев постучал. И уже к ним обращаясь: - Иностранки, говорю! Ферштейн?
Женщина, поняв, что это с ней разговаривают, улыбнулась:
- Оу, йес, йес!
Мужик заржал:
- Видишь?! Ни бельмеса не понимают!
Дождавшись, когда весельчак расправился со своей постелью, я, предварительно поместив дорожную сумку в багажное отделение над раздвижной дверью купе, сделал то же самое. Затем вышел в клозет переодеться в спортивный костюм.
К слову говоря, я до сих пор до усрач…, пардон, до ужаса пугаюсь рёва вакуумных поездных клозетов, и поэтому прекрасно понимаю, отчего они такие грязные – не все решаются нажать на нужную кнопочку, чтобы смыть, ведь поселившийся где-то под вагоном бешеный тираннозавр, судя по издаваемому звуку, вполне способен откусить какую-нибудь пока ещё нужную часть тела.
В виду того, что десна стала оттаивать, в тамбуре я снова воспользовался волшебными каплями супруги, после чего вернулся в купе.
Там меня застала картина маслом: мужик – уже в майке-«алкашке» и в трико - сидел на нижней полке напротив двух англоязычных иностранок, и, явно забавляясь, пытался объяснить на жареной завёрнутой в фольгу курице – что такое «гриль». Женщина и её молодая спутница, вежливо улыбаясь, пытались вникнуть в происходящее.
- Хот-дог, знаешь? – мужик подхватил курицу и поднёс поближе к лицам иностранок. – Дог, говорю, знаешь?
Старшая женщина удивилась:
- Дог?
Мужик масляной ладонью себя по коленке хлопнул:
- Умница! Правильно – «дог» самый настоящий! Только «хот». Ферштейн?
- Оу, ноу! – и вдруг на ломаном русском заговорила: - Собьяка, ноу, чикен – йес!
Мужик возмутился:
- Какой там почикать! Хрясь по башке! И вот она, - снова курицу к лицам иностранок поднёс, - готовченко! Хот дог, одним словом.
Затем решил за помощью ко мне обратиться:
- Правильно же говорю, да?
Отвечать, собственно, никакого желания, да и возможности, не было, поэтому я просто кивнул - мол, правильно.
Мужик не отставал:
- Ты чё, глухонемой что ли?
Пришлось промычать:
- Неа, жуб… - на челюсть показываю.
И вот в тот момент когда открыл рот, из него полились слюни… Впрочем, сам я этого не заметил.
Мужик смерил меня внимательным взглядом:
- Какой там ещё жуб! Я же вижу: жрать хочешь… - и, недолго думая, отломил мне окорочок, в руку сунул. – На, ешь!
И, видя моё отрицание, продолжил:
- Да бери ты, не стесняйся! – на иностранок посмотрел, которые в это время наблюдали за мной с большим интересом и некоторым испугом. – Этих что ли стесняешься? Они всё равно ни хрена не понимают! Так что, на, ешь! Я же вижу – слюнищи возжами.
Я глаза на грудь опустил – господи, на футболке чётко виднелись две мокрые тропинки от влаги, которая стекала с двух сторон моего подбородка. Да, видок был ещё тот!
Мужик, воспользовавшись временной растерянностью, таки всунул мне в руку часть жареной курицы, и, хлопнув меня по плечу, произнёс:
- Бедолага. Давно, видать, не ел, - затем к нашим спутницам обратился: - Во как! От такой вкуснятины никто не устоит! Ферштейн?
После этого отломил ещё два куска и, не спрашивая разрешения, заранее расстелив две салфетки, положил курицу перед иностранками. Девочка оказалась более бойкой – не стесняясь, отгрызла сразу же большой кусок и, посмотрев на взрослую сопровождающую, сказала:
- Оу, мом, вери гуд!
Поезд в это время набирал обороты и мелькающие за окном купе пейзажи сровнялись в одну зелёно-серо-белую картинку. Я же, вытерев лицо казённым полотенцем, подумал, что моё путешествие началось не так уж и плохо, по крайней мере, что рассказать жене точно будет.
Сделав вид, что попробовал угощение, испытывая привычное дорожное умиротворение, забрался на свою полку и приготовился погрузиться в дрёму. Тем более что и зуб уже не болел, и обычный мандраж отбытия остался где-то позади.
Но не тут-то было!
В тот момент, когда, как показалось, я задремал, открылась дверь и в купе протиснулась объёмная фигура проводницы:
- Билетики готовим!
Я первым протянул ей паспорт, в который был вложен мой проездной документ. Потом и мужик, предварительно вытерев руки от курицы о поездное полотенце, также прошёл требуемую процедуру. Но когда очередь дошла до иностранных мамы с дочкой, возникла заминка.
Проводница явно не обладала знанием английского, поэтому свою просьбу попыталась изложить как умеет:
- Ну, чего смотрите? Пачпорт, говорю, давайте, - затем, осознав, что успеха не видать, вздохнула, и в своём гаджете что-то искать стала. Через полминуты произнесла: - Ясно всё: япона мать и её дочь.
Мужик встрепенулся:
- На японцев-то не похожи.
- Да нет, - проводница пояснила: - Ангельчане это. Училка ихняя что ли какая-то. В Россею опытом меняться приезжали. Мне начальник состава говорил. Так что…
Затем в рост поднялась и по очереди нам с мужиком увесистым пальцем погрозила:
- В общем, аккуратней тут… - и, сильно хлопнув дверью купе, скрылась в коридоре вагона.
Что она имела в виду под «аккуратней тут» - так и осталось загадкой.
Английская женщина попробовала прояснить ситуацию:
- Что он сказать? – на дверь кивнула, наверное, имея в виду проводницу.
Мужик на нижней полке хохотнул и постучал кулаком в дно моей полки, призывая моё внимание. Увидев меня нависающего сверху, спросил:
- Ручка и листок бумаги есть?
Я кивнул и вынул из сумки блокнот и автоматический карандаш, мужику протянул, наблюдая – что он собираетсся сделать. Тот, недолго думая, выдернул лист, на котором корявым почерком вывел: «Миша Иванов, 54 года, Пенза». Затем согнул листок пополам и пристроил его у себя на груди так, чтобы надпись оставалась всем видной. Женщина, судя по всему, сильно удивилась:
- Вот ис вис? – на грудь мужику показывает.
- Так вы что же, ничегошеньки не поняли из того, что проводница сказала, да? – мужик явно специально глаза страшно вытаращил. – Там сейчас, - рукой куда-то за окно махнул и продолжил, стараясь говорить членораздельно, - впе-ре-ди река больша-ая будет. А мост, по которому мы поедем, старенький и хлип-кий. В реке же кроко-дайлы водятся. Поэтому, если рухнем на хрен, по этим бумажкам нас потом опознавать – понятно говорю? ферштейн? – о-поз-на-вать бу-дут…
Тут я не выдержал и во весь голос засмеялся, при этом чуть не свалившись со своей верхней полки. Да и «Миша Иванов», изменив лицо со страшного на доброе, сразу же залился смехом. А затем и наши спутницы, так и не поняв сути происходящего, тоже – вначале потихоньку, а затем всё громче – присоединились ко всеобщему веселью.
Однако, спустя какое-то время, все угомонились, и дорога своё взяла – мерный перестук колёс вагона убаюкал, веки налились усталой тяжестью и я заснул…
Проснулся я, судя по игривым солнечным лучам за окном вагона, уже утром. Мои попутчики ещё спали, поэтому потихонечку, чтобы не разбудить, слез с полки и отправился на утренний моцион, предчувствуя очередную неизбежную встречу с клозетным тираннозавром. И только в коридоре вдруг понял, что зуб совсем не болит. Это открытие прибавило настроения и наполнило ощущением радости.
Однако после зубной щётки боль вернулась, но не вчерашним с ног сшибающим нокдауном, а небольшими тычками всё в ту же область челюсти. Для избежания развития негативных событий, я тут же, посматривая на себя в зеркало, накапал волшебного снадобья на десну. Буквально через несколько мгновений вернулось вчерашнее замораживающее расслабляющее состояние.
По дороге в купе навстречу попалась наша проводница, которая, смерив меня оценивающим взглядом прищуренных в тонкую полоску глаз, громко произнесла:
- Уважаемый! Завтракать будете? – затем пояснила: - У нас из вагона-ресторана, если чё, сами разносят…
При упоминании пищи в желудке произошла революция и я понял, что очень хочу есть.
Не сильно открывая рот, перекосившись лицом, чтобы снова не полились слюни, попытался спросить:
- А чем хомят?
Мои усилия, судя по струйке с угла губ, оказались напрасными, но, к удивлению, проводница меня поняла.
- Чем-чем, ясно чем – кашами всякими, да и выпечкой тоже.
Кой чёрт меня дёрнул продолжить этот диалог, я до сих пор не знаю.
- Не бы яса, - говорю. И повторил, в этот раз стараясь произнести слова понятно: – Простого человеческого мяса…
Проводница охнула, развернулась, и, проявив невероятную прыть, скрылась в межвагонном пространстве. Да, странная она какая-то. Ну, думаю, наверное, в вагон-ресторан побежала. Чтобы заказ передать.
Через несколько минут, когда я, забравшись на своё место, только-только достал смартфон, чтобы посмотреть новости, дверь купе распахнулась и один из двух вошедших сотрудников полиции тихо так, вкрадчиво, произнёс:
- Гражданин, пройдёмте. Только давайте без шуток, незачем к себе внимания привлекать…
Я попытался спросить:
- Што сучило? – и, понимая, что фраза «что случилось» вышла не очень, попытался исправиться: - Сучила шо?
Полицейский меня, лежачего, выше локтя схватил:
- Оскорбление вам тоже зачтётся, - и как закричит: - А ну подъём! Пока спецредства не применили!
Естественно, в купе тут же возникла кутерьма – попытавшийся вскочить со своего места Миша Иванов спросонья, не разобравшись, сильно боднул второго сотрудника в живот, женщина-иностранка, испугавшись, громко завизжала, её дочь, наоборот, в голос засмеялась. Вишенкой же на торте стала проводница, которая, стоя в коридоре и поэтому не понимая происходящего, на весь вагон самой настоящей сиреной заорала:
- Помогите! Людоеды! Убивают!!!
А через несколько секунд, после того, как кто-то дёрнул стоп-кран, мы все оказались в одной большой шевелящейся и кричащей куче.
Да, это надо было видеть!..
Остаток дороги я провёл в купе начальника поезда. Мужик оказался в общем-то не плохой - после того, как я, всё ещё не вернув способности понятно говорить, написал на бумажке причину происходящего, он от души посмеялся. Да и полицейский, воспринявший «сучило» на собственный счёт, тоже вроде бы оттаял. Как и моя челюсть вместе с языком, который в этой поездке доставил мне столько неприятностей.
И уже потом, на перроне Казанского вокзала, Миша Иванов из Пензы, на прощание похлопав меня по плечу, сказал замечательную фразу, по-моему принадлежащую американскому писателю Гарольду Кушнеру: «И с хорошими людьми случаются плохие вещи». Так что, я не расстраиваюсь, а своё путешествие сегодня вспоминаю исключительно с улыбкой…